В этом стихотворении поэт откровенно говорит о том, что он не является христианином. Бога же, тем не менее, готов был бы чтить, да только Бог этот ему представляется двуликим. С одной стороны, – «тиран, что злобу сеет сам… и… мир злодеев создает», а с другой – могучий своим величием Христос, чей «трон скрепила кровь мученичества», – тот, кто «мир дает сердцам, познавшим сладость веры».
Как же все-таки, по мнению Вольтера, следует относиться к двуликому Богу? Его рекомендация такова: «И если словом уст он сеет ложь без меры / Блаженство высшее – вкусить такой обман». Конечно, это блаженство не для мудрых, к которым Вольтер, несомненно, причисляет себя, но для большинства людей, в окружении которых умным людям приходится жить. Именно к этому большинству относятся сказанные позже слова Вольтера «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Вот и госпоже Рюпельмонд, которой посвящено стихотворение, он советует, несмотря ни на что, верить в Бога:
Хвали Всевышнего, кто в разум твой свободный
Премудро заронил живые семена
Своей религии природной.
Верь, что твоей души святая белизна
Его суровости не станет неугодной;
Верь. Что всегда, везде, представ пред Божий трон,
Пребудет правый вознесен…
Из «Послания к Урании» мы узнаем не только о двуликости Всевышнего, но и двоемыслии автора. Каково подлинное отношение поэта к Богу из этого стиха не уяснить. В «Карманном философском словаре», написанном, когда его автору было уже 70 лет и он жил в относительно веротерпимой Швейцарии, это двоемыслие, увы, не преодолено. Вольтер считал себя последователем философии деизма , основателем которой считается Герберт Чербери (1583–1648). Объясняя в своем словаре суть этой философии, Вольтер писал, что деист знает о существовании Бога, создавшего физический мир и давшего толчок его последующему развитию, но ни к каким религиозным сектам не принадлежит. Религия деиста, утверждал он, «не в метафизических теориях и не в суетной пышности, а в поклонении Богу как справедливости». Слова эти написаны Вольтером, между прочим, уже после Лиссабонского землетрясения, которое потрясло его своей трагической бессмысленностью и заставило в «Поэме о гибели Лиссабона» протестовать против произвола Всевышнего и назвать Божью благодать «вымыслом людским»:
Зачем невинному, сродненному с виновным,
Склоняться перед злом, всеобщим и верховным;
Постигнуть не могу в том БЛАГА своего…
Как же понимать в этой связи его же слова о необходимости поклоняться Богу как справедливости? Боюсь, так же, как и призыв верить и любить Бога, «что злобу сеет». Не во имя Истины, а ради сугубо прагматической цели – не допустить массового распространения атеизма, предлагал Вольтер сохранять веру в Бога. «Атеизм, – по Вольтеру, – опасное чудовище в лице тех, кто правит людьми; он опасен даже и в ученых, даже если они ведут себя безобидно; из тиши их кабинетов атеизм может выйти к толпе на улице; он почти всегда роковым образом действует на добродетель». Это слова не философа, а политика (причем противника демократии).
