По сути, основываясь на личном опыте, каждый человек заново изобретает свою систему ценностей. С отношением экзистенциалистов к человечеству как понятию, лишенному всякого смысла, согласиться, конечно, трудно. Но их особое внимание к судьбе конкретного человека делает их в чем-то и вправду большими гуманистами, чем те идеалисты, которые всегда готовы оправдать жертву во имя возвышенного, но абстрактного идеала. Экзистенциалист тоже признает возможность принесения жертвы ради других. Но вопрос о такой жертве человек должен решать самостоятельно и сообразуясь с ситуацией конкретного выбора, ответственность за который он полностью возлагает на себя. Только он сам, к примеру, вправе выбрать, следует ли ему идти защищать оказавшееся в беде отечество или же остаться дома с тяжелобольной матерью.
Философы-экзистенциалисты, как и художники, склонны мыслить конкретными образами, и неслучайно многие из них были писателями или эссеистами. Они чаще представителей других философских школ ссылались в своем анализе действительности на художественные произведения. В силу своей выразительности и образности идеи экзистенциалистов легко воспринимались молодежью, которая более эмоционально, чем рационально обычно оценивает происходящее и, к тому же, всегда готова ниспровергать идолов старшего поколения.
И художники, и философы-экзистенциалисты эмоционально подготовили французское студенчество к сопротивлению всем попыткам индустриального общества ограничить возможности самореализации человека. Любопытно, что во времена Бэкона и Вольтера сенсуализм служил основанием для предельной рационализации всех форм научной и общественной жизни, теперь же творческая элита, развивая традиции, идущие от противников «просветителей» – романтиков, ницшеанцев и декадентов, – встала на защиту живого человека с его неповторимыми чувствами и ощущениями от рационально детерминированной стандартизации. Однако для того чтобы сопротивление такого рода стандартизации оказалось успешным, необходимо было оформить идеологию отказа в терминах социально-политических. База для такого оформления уже была подготовлена работами философов из так называемой «Франкфуртской школы». Наибольший вклад в это дело был сделан Гербертом Маркузе – автором книг «Разум и революция», «Эрос и цивилизация» и «Одномерный человек».
В своих работах Маркузе утверждал, что либерально-демократическая общественная система имеет выраженную тенденцию к тоталитарности. В момент написания «Одномерного человека» (1964), то есть уже после десталинизации и начала детанта, с таким утверждением были не согласны многие социальные философы, причем не только левые. Ханна Арендт, к примеру, полагала, что тоталитарный режим в Европе существовал лишь при Гитлере и Сталине, но уже Хрущев после XX съезда вывел СССР из тоталитаризма. Маркузе же был убежден, что репрессивное, движущееся в сторону тоталитаризма общество господствует в Европе повсюду – как на востоке, так и на западе континента. И там и там общественная система стремится полностью контролировать не только поступки, но и мысли человека. Вот только методы контроля разные.
