Ей казалось, что она живет в напряженном мире? Это было ничто по сравнению с тем, через что приходилось проходить мне. Ничто по сравнению с тем грузом, который я был проклят нести.
Печаль, ужас и вина завывали и ревели с крайней свирепостью.
Я стал полым, опустошенным эмоциями. Их было слишком много. Все, что я хотел сделать, это... исчезнуть. Исчезнуть от резких слов и грызущих последствий.
― Джетро.
Дерьмо.
Как же легко было разрушить стены, но мне потребовались грандиозные усилия, чтобы восстановить их. Ледяной кирпичик за ледяным кирпичиком ― я делал все возможное, чтобы собрать купол, в котором жил всю жизнь.
Я повернулся к отцу с вызовом на лице.
Он стоял в дверном проеме с ключом в одной руке и предметом наказания в другой. Мы смотрели друг на друга. Одинаковые глаза и кровь Хоук. Как могли двое мужчин, связанные родом и семьей, быть настолько разными?
― Подойди. Ты не можешь сбежать от этого. Больше нет.
Стиснув челюсти так сильно, что мои зубы почти раскрошились, я в последний раз посмотрел на пустоту за окном. Наблюдать за уходом Нилы было мучением, но видеть ее возвращение было бы самым страшным наказанием.
Держись подальше, Нила Уивер. Никогда не возвращайся.
― Джетро, ― выплюнул он, ― твоя маскировка не сработает на этот раз.
Он даже не дал мне секунды попрощаться. Запечатлеть каждую черточку Нилы в своей душе, чтобы я мог унести ее с собой в преисподнюю. Он даже не оказал мне любезность быть собой хотя бы один раз, пока все не закончится.
Ублюдок.
Полнейший гребаный ублюдок.
Я зло смотрел на отца. Его черты лица были такими же резкими, как и камни, которые мы контрабандировали.
― Что с Жасмин? ― Моя сестра была напряжена. Я годами не видел ее такой эмоциональной. ― Нужно, чтобы кто-то был с ней, когда ты расскажешь, что сделал.
Кат фыркнул.
― С ней Кестрел. И останется столько, сколько потребуется.
По крайней мере, Бонни и Дэниель не были выбраны утешать ее. Мысль о том, чтобы оставить сестру, ранила меня.
Сжав кулаки, я заставил себя найти мужество.
Кат подошел ближе, его руки крепко прижаты по бокам.
― Я был справедлив к тебе, сын, дал тебе больше шансов, чем ты заслуживал.
Так много вариантов мелькнуло у меня перед глазами. Я мог умолять о пощаде, угрожать ему, даже совершить убийство, чтобы защитить себя.
Но Нила была в моей жизни два месяца.
А мой отец ― двадцать девять лет.
Он делал со мной, что было в его силах. Благодаря его манипуляциям и безумным тренировкам, мы оба думали, что я смогу измениться. Не его вина, что он должен был это сделать.
