С лопат летит белая пыль и крупные комья снега. А рядом пушки задрали к небу тонкие стволы с брезентовыми намордниками.
Все это производило удивительно мирное впечатление. Было одиннадцать утра шестого февраля 1945 года…
А на столе толпятся высокие тонкогорлые бутылки со светлым немецким вином. Белеет жир в раскрытых коробках консервов. И лейтенант Михайлов, благодушно развалясь в кресле, поучает меня:
— Да ты не суетись. Все, что положено, мы сделаем. На место прибыли вовремя. Пушки мои ребята скоро расставят, твои славяне все в сборе, никто не отстал. Полный порядок. Да и фрицев не видно. Простоим здесь до вечера, а там двинем дальше.
— Нет, — говорю я, — здесь будет бой…
— Телеграмму от Гитлера получил? — смеется лейтенант.
У него черные волосы, цыганские глаза и очень белые зубы. Без шапки и шинели, с расстегнутым воротом гимнастерки, на которой красной эмалью отсвечивают два ордена. Он, пожалуй, красив. Портит его небритая щетина (а ведь наверняка моложе меня), складки-морщины, бегущие ко лбу от переносья.
— Выпей, — лейтенант наливает вина в здоровенную солдатскую кружку. — Да не бойся, оно слабое, как квас. А то ты не куришь, не пьешь — чистый монах.
Я выпиваю. Вино на самом деле слабое — сухое. И учить мне лейтенанта нечему. Он, видно, воюет не первый год.
А все-таки я знаю больше него. Я знаю, что через несколько минут (или часов) здесь разыграется кровавая трагедия. А он знать этого не может. Я из будущего, он — из прошлого. Ведь он скоро умрет. Я должен его предупредить. И не могу этого сделать.
Других офицеров на высоте нет. Только мы двое… Значит, в донесении просто спутано его звание. Он, оказывается, лейтенант, а не младший лейтенант.
— Что ты на меня смотришь, словно я твоя покойная бабушка? — спрашивает Михайлов. — Боишься, что ли? Да ты не дрейфь. Высота, господствующая над местностью, обстрел хороший. Две пушки, «максим», жить можно. И держать можно.
— Как вас зовут? — спрашиваю. Это во мне историк борется с эмоциями. И поборол-таки. И не особенно я сейчас себя уважаю за это.
— Алексей. А тебя?
— Володя. А вы откуда?
— Земляка ищешь? Из Москвы я. На Малой Бронной жил. Слыхал такую улицу?
— Слыхал, — киваю головой. Я ведь даже песню знаю о погибших ребятах-москвичах: «Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой…» И вот он сидит передо мной Алешка с Малой Бронной, таскает ножом куски краснобелого мяса из железной банки.
— А ты откуда? — спрашивает человек из песни.
