– Ну прекрати, ну успокойся, потом нарисуешь, – артачился Энди, но меня было не удержать.
– Встань ровно! – прикрикнул я на него. – Не вертись! На чем бы мне тебя…
Оглядевшись, я обнаружил на лавке деревянный поднос с мясом и какими-то овощами. Вывалив все с подноса, я перевернул его вверх ногами – поднос оказался отличный, ровный, из светлого ошкуренного дерева.
– Ну на постель-то зачем, мне же там спать…
– Помолчи пять минут! – попросил я умоляюще, делая первые штрихи. – Впрочем, можешь говорить, только стой спокойно и не двигайся…
– Блин…
– Ничего, постоишь, не развалишься! Спокойно – не значит по стойке смирно, а ну-ка, ссутулься обратно и руки в карманы засунь…
– Нет, вы, боги, все какие-то ненормальные, – сказал Энди, доставая из-за пазухи большую черную трубку. Затем, словно ярмарочный шарлатан, добыл из предмета, зажатого в кулаке, огонек, раскурил трубку и окутался клубами дыма. – Я хотел посоветоваться, как бы домой попасть…
– Ненормальные, – прошепелявил я, как обычно во время работы забывая следить за собой и закусывая нижнюю губу. Елена вечно ругалась, что некрасиво губу закусывать… – Посоветоваться…
Энди глубоко вздохнул и замолчал. Я работал. Постукивание уголька успокаивало.
Разумеется, хорошую картину на вдохновении не нарисуешь. Хорошая картина рисуется на упрямстве и ремесленном мастерстве, рисуется долго, и еще дольше придумывается. Но иногда на меня накатывало, и я делал маленькие наброски в каком-то экстазе, и именно из этих набросков потом вырастали лучшие вещи. Кроме того, после того, как выяснилось, что я сын Одного, и начал тренировать способности бога, – работа странным образом сильно ускорилась. Когда меня охватывал азарт, любое дело начинало спориться… Я надавил слишком сильно, уголек рассыпался, я схватил с лавки следующий. Освещение неудачное, огоньки в светильниках дрожат, сквозняки, свет мечется; но и эффект интересный из-за этого…
– Ну, долго еще? – тоскливо спросил Энди.
– Почти уже… Будет время и холст, маслом перерисую, – пообещал я. – Вот, смотри.
– Ну, вроде похож, – скучающим тоном сказал Энди, вглядываясь.
Я молча пил пиво.
– Черт, здорово у тебя выходит! – добавил Энди, постепенно оживляясь. – Рулез, ей-богу, рулез! Вылитый я, живой, не застывший… Ну, слов нет! Проклятье, да как ты это делаешь?!
– Мастерство не пропьешь, – сказал я, отложив флягу и заглядывая ему через плечо. – Дай-ка, я тут тень, на колене, подправлю…
Я взял уголек, дотянулся до наброска и сделал недостающий штрих. Нарисованный Энди отдернул ногу, действительно обрел объем и плоть, замахал руками и соскользнул с подноса.
