— Понимаю, княже.
— Сыну моему не деньги надобны, а жена добрая, ласковая да не ленивая.
— Уж что-что, а не хвастаясь скажу: такую другую искусницу, как моя Ленка, поискать да и поискать! Да вон, гляди, скатертка эта, как по-твоему, хороша али нет?
— Скатертка добрая. Ишь, травы на ней какие выведены!.. Больно хороша!
— Все своими руками дочка вышила!
— Искусница!
— Точно что, Егорушка! Подай-ка нам…
— Нет, уволь, хозяин дорогой! Ей-ей, невмочь!
— Пустое! Еще чарочку, выкушаешь!..
— Разве что чарочку и то с тобой вместе.
— Со мной так со мной…
Вино было принесено, и бояре осушили кубки.
Потом пошла беседа по-прежнему. Князь клялся и божился, что он не корыстен, Лука Максимович уверял, что верит ему, и расхваливал на всякие лады свою дочку.
— Знаешь что, — промолвил после случившегося недолгого молчания Щербинин, — всем я доволен — и употчеван тобой вдосталь, и все такое, одного мне не хватает…
— Будь добр, скажи, чем тебе я не угодил? — спросил с легкой тревогой Лука Максимович.
— Ты-то мне всем угодил, а это у меня так уж желаньице в душе поднялось…
— Скажи, исполню, коли могу.
— Смерть хочется мне на сноху будущую посмотреть! Покажи ее, сделай милость.
Лука Максимович замялся.
— Гмм… Сам знаешь, обыка нет, чтоб бабы к мужчинам чужим выходили… — пробормотал он.
— К чужим? Так я тебе чужой? Не сегодня завтра сына своего с твоей дочкой обвенчаю, а чужой! Коли так — прощай!
— Да ты никак осерчал, Фома Фомич? Полно! Не гневайся! Мне что! Я рад гостя уважить, а потому только, чтоб после кумушки московские не стали девушку зазорить.
— Экий зазор, что свекру будущему на глаза покажется! К тому ж, глянь, борода-то у меня уж сивая… Кабы помоложе был — ну, тогда, пожалуй, а то ведь без мала что старцу.
— Что ж, посмотри доченьку мою. Мне ее казать не стыдно — не дурнышка! Егор! Скажи боярыне, чтоб шла сюда с Аленушкой, — приказал старому холопу Лука Максимович.
