— Ладно, положу.
— А чем ты угощать гостя будешь?
— Да по тому глядя, как приедет — к обеду али позже.
— Ну, коли к обеду?
— Наперед всего пасочки отведать, да куличика, да ветчинки, да яичек…
— Ну, это мимо! Это вестимо, как водится. А обед-то самый?
— А впереди всего подать прикажу пирог с рыбкой, а потом пирога с капустой, после пирожка с говядиной, за пирогами — щи жирные, выпревшие изрядно, за щами — похлебочки, после сего осетринку отварную, гуська с капустой, бараний бок с кашкой гречневой, курочку выкормленную, оладьи, пирожки сладкие. Потом сласти: яблочки там, засахаренные, орешки в меду, пастил разных… Вот, кажись, обед ничего?
— Не так, чтобы очень.
— Чем не по нраву?
— Не не по нраву, подать можно, а только б не мешало бы снедей еще прибавить. Вон, ты рыбу-то всего один раз подашь.
— А в пироге?
— То пирог с рыбой, а не рыба. Опять же и баранины можно б еще иначе подать не токмо что с кашей, потом уточку бы еще… Ну да ладно, сойдет. Питий-то у нас довольно?
— За глаза!
— Ну, ин ладно.
Лука Максимович направился к двери.
— Куда же ты? Сбитеньку-то разве не будешь пить?
— До сбитня ль мне теперь! Гость скоро должен прибыть важнейший, а она со сбитнем! Эк дура баба!
И боярин вышел из комнаты, сердито хлопнув дверью.
Марфа Сидоровна недовольно покачала головой.
— Ну, уж и не дай бог гостей этаких принимать! — проворчала она.
Было уже недалеко до полудня, когда Лука Максимович покончил наконец со всеми хлопотами. Все было вымыто, выметено, вычищено, холопы одеты в кафтаны и рубахи почище да поновей — словом, все пришло в желанный для Шестунова вид.
«Ну, слава богу, управился! Теперь можно ждать спокойно!» — подумал Лука Максимович и тут только с испугом вспомнил, что он забыл самое важное — одеться самому в праздничный наряд: он как надел утром засаленный повседневный кафтан, так и оставался в нем и до сих пор.
— Егорка! Митька! Петька! — начал он не своим голосом сзывать холопей. — Черти! Где б напомнить боярину, что наряд сменить надо, а они и в ус не дуют! Тащите ферязь из объяри[8] травчатой и сапоги красные… Да живей, чтоб вам пусто было!
Холопы кинулись исполнять боярский приказ.
В это время в комнату вбежал один из выставленных на дороге дозорных.
— Едет! — крикнул он.
Лука Максимович заметался во все стороны.
— Так и знал! Как назло! Не успею! Не успею! Ферязь, черти! — завопил он.
Однако он успел, и, когда он, вспотевший, красный, выбежал на крыльцо встречать гостя, возок Фомы Фомича, запряженный несколькими лошадьми цугом, еще только что подъезжал к воротам двора.
