— Да тут работы на весь день, — убито произнес Хантер, уже ненавидя себя за то, что поехал на поиски реки. Лучше бы продолжал придерживаться курса, тогда все было бы в порядке, а уж Курт без вида Миссисипи точно бы пережил. Старик как будто только их и ждал, чтобы напрячь работать.
— Ничего, физический труд еще никому не вредил. Уж тебе-то точно, здоровяк, — усмехнулся Том и вытолкал их за дверь.
* * *
Уже вечерело, но солнце палило нещадно. Курт боялся, что упадет лицом в землю, в которой уже были перепачканы все руки и колени. Никогда не работавший руками гибрид с непривычки то и дело разминал затекающие конечности, а сам с ужасом осознавал, что его кожа, которую он каждый день заботливо смазывал разными кремами, погибла от ярких лучей. Дела у Хантера, казалось, шли лучше, правда, он и сам выглядел не менее уставшим. Но Курт готов был пожертвовать его самочувствием, только чтобы подольше смотреть на такое идеальное, блестящее от пота на солнце тело. Даже после нескольких часов работы с маленькими перерывами на холодный сок, он умудрялся выглядеть потрясающе. И Курт ловил себя на мысли, что не хочет никому больше позволять смотреть на Хантера. Это можно делать только ему.
— Вы еще живы? — спросил зычный голос Тома, и Курт устало повернулся к нему, надеясь, что тот хотя бы принес им еды. Но, видимо, Том решил, что с них хватит, потому что шел с двумя полотенцами. Кинув их им с Хантером поочередно, Том позвал их в дом и указал на дверь с небольшим застекленным окошком, которое было завешено тряпкой. — Помыться можете там. Вода теплая, не замерзнете. И я приготовил ужин, так что поторопитесь, если не хотите, чтобы он остыл.
Не самый радушный хозяин, но хотя бы не дал им умереть с голоду. Уступив право первенства Курту, Хантер принялся ждать, когда он закончит, страстно мечтая о своей ванне, в которую можно было погрузиться целиком и расслабиться после тяжелого дня в офисе. Да, теперь ему казалось, что в офисе он просто ничем не занимался. И никогда в жизни не работал столько, как теперь. Хантер только сейчас понял, что все это время не притрагивался к телефону, который валялся в машине. Он был уверен, что со вчерашнего дня ему поступило множество звонков и сообщений, но всех Кларингтон был готов послать с высокой колокольни, потому что ничто не было важнее того, чем он занимался теперь: помощью тому, кто в ней действительно нуждался.
И, наверное, никогда в жизни едва теплый душ не был столь приятен. Хантеру не хотелось уходить из-под прохладных струй, которые стекали по разгоряченному телу. Таких живительных, что Кларингтон готов был признаваться в любви этому душу еще долго.
