И это довольно естественно, если вспомнить, что подавляющее большинство режимов с коммунистическим контролем, возникших после 1917 года, утвердило себя в отсталых странах. Число движений и режимов в «третьем мире», заявлявших (хотя бы время от времени) о том, что они избрали в качестве своей цели социализм (нередко сопровождаемый определениями «африканский», «исламский» и т.д.), оказалось значительным. Если у подобных социализмов и был какой-нибудь образец, то он восходил к режимам, руководимым марксистами. Вряд ли есть необходимость добавлять, что количество марксистских сочинений в прежде колониальных или полуколониальных странах колоссально возросло. В некоторых регионах, например, в определенных частях Африки (прежде они не могли похвастать практически ни одним марксистским сочинением), теперь начали писать такие сочинения. Иные страны гарантировали приют, хотя бы на некоторое время, марксистам, которым было запрещено преподавать и публиковаться на их родине.
В течение десятилетий всеобщего великого бума капитализма все больше казалось, что социальные революции могут происходить прежде всего в мире зависимых и «слаборазвитых» стран. Отсюда второй пункт, который необходимо подчеркнуть, а именно тот, что благодаря опыту стран «третьего мира» внимание марксистов сосредоточилось на отношениях между господствующими странами и странами развивающимися, на специфическом характере и на проблемах возможного перехода к социализму в этих регионах, а также на социальных и культурных особенностях, которые могли бы отличать их будущее развитие. Данные проблемы вызвали вопросы, относящиеся не только к конкретной политической стратегии, но также и к марксистской теории. Более того, взгляды марксистов как в качестве профессиональных политиков, так и (хотелось бы сказать «следовательно») в качестве теоретиков, значительным образом расходились.
Показательный пример взаимодействия между опытом стран «третьего мира» и марксистской теорией можно найти в области историографии и привести его для иллюстрации. Природа перехода от феодализма к капитализму давно уже вызывала обеспокоенность у марксистских исследователей, включая также марксистских политиков, ибо эта проблема, по крайней мере в России, поставила на повестку дня вопросы, имеющие актуальное значение. Для России «феодализм» был недавним явлением, царский «абсолютизм», классовая природа которого была предметом дискуссии, был свергнут также недавно, поэтому сторонников различных интерпретаций этого вопроса (как, например, М.Н. Покровского) их оппоненты отождествляли, справедливо или ошибочно, с политической оппозицией или с теми теориями, которые эту оппозицию вдохновляли. В Японии также эта проблема стала предметом политических суждений. Однако, не вдаваясь в анализ подобных дискуссий, напомним только амбициозную попытку Мориса Добба дать систематическое исследование проблемы в скромно названной монографии «Исследования развития капитализма» (1946), вызвавшей оживленную международную дискуссию, особенно в 50-е годы
