— Андрей, а где мои вещи? Рюкзак с планшетом и смартфон?
— Чего, ваше императорское высочество, — непонимающе уставился на меня боцманмат.
— Вещи, компьютер, телефон…
— Не понимаю, о чем вы, ваше императорское высочество… Телефон, кхомпютер какой-то… Давайте я лучше доктора позову, — сорвался он со стула.
— Подожди, братец, не торопись, — остановил я его. — Присядь…
Мозги, пострадавшие после нападения, работали с трудом, но не заметить все возрастающее количество несуразностей было невозможно.
— Давай начнем сначала… Я шел по улице, и на меня напала жел… напал полицейский. Так?
— Почему шли? Ехали в коляске. Рикса их тута называют…
— Рикша, — автоматически поправил я.
— Ну да, на рикше. Этот супостат стоял в оцеплении, а потом выхватил саблю и кинулся.
— Постой. В каком оцеплении? Улица же была пустая, и рикши никакого не было, я шел пешком.
На лице моего собеседника появилось непонимание, потом работа мысли, и в итоге он заявил:
— Я, ваше императорское высочество, все-таки лучше доктора позову, — и решительным шагом вышел из комнаты.
Мне только и осталось откинуться на подушку и попытаться собрать разбегающиеся мысли воедино. Похоже, у меня последствия травмы головы. Провалы в памяти. Только какие-то странные. Рикша, полицейские, загадочный моряк и порядком уже надоевшее «ваше императорское высочество». Кстати, к кому так раньше обращались? К принцам, что ли? Самым правдоподобным объяснением было самое грустное. Я действительно сильно ударился головой и сейчас лежу в больнице, а все, что происходит вокруг меня, — это бред.
Непонятно только, почему с каким-то историческим уклоном. Если учесть, сколько времени в сутки я провожу перед компьютером, то мне должно было привидеться что-то другое.
За дверью послышался шум, и перед кроватью появился давешний эскулап.
— Доброе утро, ваше императорское высочество! Как вы себя чувствуете? — завел он знакомую песню.
— Лучше, доктор. Слава Богу, лучше!
Врач автоматически перекрестился и приступил к осмотру. Поверхностному даже на мой непрофессиональный взгляд. Он пощупал лоб, посчитал удары пульса, для чего снова достал свой раритетный хронометр, а после этого заявил, что надо делать перевязку. В комнату вошел матрос с чистыми бинтами и какими-то пузырьками из толстого мутного стекла. Боцманмат, ставший для меня кем-то вроде няньки, помог сесть на кровати. Следующие несколько минут превратились в настоящую муку. Тот, кому хоть раз отдирали присохшие повязки от ран, знают, насколько это неприятно. Пока медик колдовал над моей головой, я обратил внимание на собственные руки. Они были мои и не мои одновременно! Я мог поднять и опустить их, сжать ладонь в кулак, почесаться. Но руки были не мои. Тонкие аристократические пальцы с маникюром совсем не походили на мои с наскоро обрезанными ногтями и заусенцами. Появилась нехорошая догадка.
