Так Нелли стала журналисткой для избранных. Кроме Рады Радовой, нашлись и другие клиенты, попроще. Нелли с головой погрузилась в пиар — и черный, и серый, и прозрачный. Она писала про гостиницы на Лазурном Берегу и рестораны высокой русской кухни в Шампани, раскручивала сайт фирмы, которая предлагала нашим туристам в аренду лимузины, парила на фейсбуке и в твиттере, тестировала фитнес-клубы для русских в Куршевеле и окрестностях, Наконец, на нее напал целый полк здешних частных врачей и клиник, большую часть клиентов которых составляли россияне. Нелли стала делать для них статьи, гнать, как она выразилась, объемы.
— И я вам даю честное слово, — сказала Нелли, — менее вменяемых людей, чем эти неврологи, сексологи, гинекологи, массажисты и эмбриологи, я не встречала. Все общались через задницу, все — кроме проктолога. Вот проктолог был — бомба!.. И говорил прекрасно. Чего вы смеетесь? А платили мне бартером. Консультациями, массажем…
— Так это что, у вас Фрида тоже по бартеру? — помолчав, осторожно спросила я.
— Нет, Фрида — нет. Чего нет, того нет. К Фриде я сама… Книгу ее случайно в магазине открыла и вцепилась… Вы не читали? Как же вы так… А книга хорошая. Вот я вам напишу сейчас название. Хорошо помню, нашла ее на лотке у букиниста… Вы ведь уроки даете по вторникам? Я тоже по вторникам… Я раз в три недели бываю. Да. Вот телефон мой…
И мы стали, как говорят москвичи, пересекаться по вторникам. В один такой вторник Груша и Сережа приехали вместе со мной погулять в Париж, так Нелли и познакомилась с некоторыми членами моей семьи. Груша предложила отправиться на закрытый каток в Берси — туда Лысенко должен был подвезти Иду на урок фигурного катания. Нелли сказала, что каток иногда полезнее психоанализа, отменила занятие с Берг, беспардонно наврав ей по телефону, что отправилась на деловые переговоры, и увязалась с нами.
Лысенко мы увидели мельком — его соломенные усы и ярко-синие джинсы мелькнули и пропали в переходе парижского метро. А вот Иду разглядели как следует — в стареньких, с чужой ноги, «фигурках», с распущенными волосами, она пронеслась сквозь толпу неуклюжих школяров к своему тренеру и даже закрутила на льду нечто такое, что Нелли назвала «винт». Видно было, что она чувствует себя здесь уверенно и легко.
— Да не знаю, что делать! — пожаловалась Груша. — Три месяца уже ходит на фигурное катание, уроки дорогущие, Лысенко жалуется, а Ида плачет: «Пожалуйста, не забирайте меня». Тренер тоже — манифик, говорит, манифик… А чё такое манифик? Я уж стараюсь сильно не вступать в переговоры, я и так со временными документами, лицо подозрительной национальности… Денег, наверное, просто хочет. А Лысенко тут и сказал мне: я больше платить не могу, ты плати!
