И состоялся концерт, на котором Корсаков сыграл дуэтом с восходящей звездой, блестящим скрипачом и большим умницей. После концерта был фуршет, с шампанским, арманьяком и черной икрой, и Лада позвала Корсакова покурить на балкон для персонала. Вела туда чудо-лестница, закручиваясь на пятый этаж головокружительной спиралью. Лада прилежно отклацала все восемнадцать ступеней наверх, показывая Корсакову, который едва поспевал за нею, алые подошвы туфель, во всяком случае, в своем сердцебиении он обвинил именно эти подошвы. О чем и сказал ей сразу же, как только они взобрались наверх и стали обозревать вечернюю Москву.
— Так, может, мне туфли снять? — спросила Лада и потянулась рукой к черному ремешку.
— Зачем, — возразил Корсаков и остановил ее прекрасную руку, которая замерла в его собственной руке с готовностью смычка. — Не надо. Это красиво.
Вот так все и началось. Лада не имела никакого музыкального образования, но вряд ли ее хоть раз терзали сомнения в собственной правоте, когда она искренне советовала Корсакову, что ему стоит играть, а что нет. Это его забавляло и приводило в ужас его музыкальных агентов, одна из которых и выдала мне во время коктейля историю про вышеупомянутые «лабутинки» Лады и концертные программы Корсакова.
— Как-то зашла к нему в гости, привезла альбом, наши конкуренты сделали, отличная работа. Говорю ему: «Посмотри». Так вот, — заговорщически наклонилась она ко мне, красиво держа на отлете свой запотевший хайбол, — Корсаков ничего взять не успел. Диск цапнула Лада и медленно прочитала обложку: «Тока ТЫ. И фуги. Баха». Я серьезно. Тока ТЫ. Лучше про жизнь Корсакова теперь не скажешь. У него только Лада и фуги Баха. И сколько он так протянет, неизвестно.
Зато Лада с завидным рвением обновляла веб-страницы и новостные ленты Корсакова, практически круглосуточно. Когда остальные туристы смотрели на сонный собор Парижской Богоматери (с чего и началось наше путешествие по городу Парижу на следующий день рано утром) и упивались красотой местных набережных и мостов, она, уткнувшись носом в телефон, протяжно вздыхала, фыркала, что-то там «корректировала», «лайкала» и «апдейтила» в соцсетях. Вероятно, талант в области социологии у нее все-таки был, но нашел воплощение в такой довольно причудливой форме служения искусству. Пантеон и Сен-Шапель не произвели на нее особого впечатления, так что я решила даже не настаивать на Латинском квартале и спросила, чего ей самой хочется.
