Иоффе — человек.
Был очень внимателен к людям, очень доброжелателен и принципиален. Равно относился ко всем, независимо от их положения, много помогал. В обиходе был необычайно прост и отзывчив.
Неизменно верил в победу разума и здравого смысла — в этом был неисправим. Неистощим был его оптимизм и в науке и в жизни. Впрочем, об этой стороне характера уже кое-что рассказано. И о том, как помогла она в трудные дни изгнания из физтеха…
Лаборатория полупроводников, которую после тех событий организовал Иоффе, росла и спустя несколько лет была преобразована в институт. Особняк на набережной Кутузова хранит о Иоффе живую и любовную память. На дверях кабинета и сейчас написано: «Директор Института полупроводников академик Абрам Федорович Иоффе». И внутри все, как было при нем. Те же фотографии: Рентгена — его учителя, Эйнштейна, групповые снимки участников конгрессов и конференций. На столах — всевозможные полупроводниковые приборы.
Рядом с кабинетом библиотека. Мне рассказали, что лаборатория полупроводников создавалась, по существу, без всякой базы; сначала не было даже самых необходимых книг, журналов, справочников. И Иоффе перевез в лабораторию собственную библиотеку.
…Абрам Федорович не дожил двух недель до своего восьмидесятилетия, даты, которую советские физики готовились отметить как большой праздник. Юбилейным статьям пришлось стать некрологами. Но в них ничего не изменили. Иоффе для всех остался живым. Живым и молодым. Он ведь жил так, что ему некогда было состариться. И умер словно между делом, в середине рабочего дня.
Характер научного мышления Иоффе, может быть, особенно ярко проявился в многолетней и многотрудной работе его с полупроводниками.
В 1931 году Иоффе опубликовал статью с пророческим названием: «Полупроводники — новый материал электротехники». В то время не существовало даже терминов «физика полупроводников», «класс полупроводников». Какой там класс! Просто несколько веществ с туманными электрическими свойствами, не металлы и не диэлектрики, а так, середка на половинку.
Иоффе начал усиленно изучать эти вещества. Его вполне разумно отговаривали: ну что вы занимаетесь неизвестно чем, какой-то грязью. Воспроизводимости нет. Ни наука, ни техника, вообще не дело.
И действительно, с большим трудом создавались образцы полупроводников, казалось, точно известного состава, с вполне определенными физическими свойствами, а когда начинали измерять характеристики этих будто бы одинаковых образцов, то воспроизводимых, повторяющихся результатов не получалось. В образцах действительно была «грязь» — мельчайшие загрязнения, ничтожные, почти неконтролируемые следы примесей. Эти примеси были, видимо, всему виной, они не давали необходимой для экспериментатора воспроизводимости опытов.
