При всех Его достоинствах — сообразительности, уме, прекрасной памяти, которая позволяла Ему читать запоем на уроках и, если мальчика вдруг вызывали к доске, с ходу отвечать по предмету и, вернувшись на место, вновь читать про подвиги североамериканских индейцев, Его недостаток — Его болезнь — никуда не ушла. И по-прежнему по утрам мать вывешивала сушиться мокрые простыни.
Однажды на уроке Он поднял руку и попросил учительницу разрешения выйти. Он постеснялся сказать, что хочет в туалет. А учительница была молодой и неопытной, до конца урока оставалось всего каких-то 15 минут, и она не разрешила. Через 5 минут Он понял, что терпеть больше нет сил, и… предательская струйка потекла по штанине.
Испуганная училка вместе с Ним вышла в коридор, довела его до туалета, хотя в этом уже не было необходимости, и, не зная, что делать, просто отпустила Его домой. Что стоило Ему на следующий день прийти в школу, в свой класс — этого не знал никто. Маме про тот случай, конечно же, Он не рассказал. Он вообще почти ничего не рассказывал матери. Впрочем, мальчик и видел-то ее редко — она днем работала, а потом училась на вечернем отделении в университете. А в выходные устраивала свою личную жизнь — искала себе нового мужа, поэтому Он все время — все свое свободное время — был с бабушкой и дедушкой. Которые, впрочем, тоже не особо баловали внука своим вниманием. А мама, даже когда привела в дом нового папу, все равно уделяла внимания только Его дневнику и тетрадям, но Ему самому — гораздо меньше…
Удивительно, но на следующий день в классе никто не вспомнил про вчерашний конфуз. Почти никто. Кроме одного мальчика. Который глядел на него, и нагло усмехался. Нет, он ничего не говорил, но его усмешка Его взбесила. Он ничего ему не сказал. А через два дня этот нагло улыбающийся мальчишка внезапно попал в больницу с острым приступом аппендицита. А поскольку был праздник и медики что-то там отмечали, то выпивший чуть больше нормы хирург при удалении аппендикса нечаянно задел скальпелем мочепровод. С тех пор мальчик стал инвалидом, и у него из живота все время торчала трубка, по которой стекала моча, ибо писять, как все, этот мальчик никогда больше не мог. Мальчишки из его двора дразнили несчастного Краником и ни его родители, ни родители его обидчиков ничего не могли с этим поделать.
До третьего класса Он проучился в одной школе, а вот в четвертом классе его родители получили, наконец, квартиру, как тогда говорили, кооператив — и мальчика перевели в новую школу, которая была прямо рядом с его новым домом. В самом доме Его ровесников почти не было, поэтому и друзей не было тоже. Да, впрочем, Он никогда ни с кем не стремился дружить.
