Рыжеволосый шел первым и, видимо, задавал ритм движения. Равняясь на него, два десятка мальчишек, бледных и худых, напрягаясь, тащили колымагу.
— Эй, Васыком! — крикнул кто-то писклявым голосом из задних рядов. — А эти дяди похожи на русских?
Рыжеволосый поднял голову. Андрей увидел простое русское лицо с чуть курносым носом, все усыпанное веснушками. Только в глазах, колючих, как голубые льдинки, сквозила недетская серьезность. Васыком окинул взглядом колонну взрослых и насмешливо скривил губы.
— Ты, Петух, ошибся. Русские не такие… Они в плен не сдаются!
Пленные шагали молча. Кто-то скрипнул зубами, кто-то тяжело вздохнул. Пархоменко, нагнув голову, смотрел на свои башмаки, Андрей закусил губу. Проклятие! Он чувствовал себя виноватым в том, что где-то в момент напряженной борьбы дрогнул, не поверил в свои силы, уступил, потом отступил, позволил врагу взять верх, допустил в свой дом, на свою землю, отдал на поругание женщин, детей…
Солнце припекало. Начинался жаркий летний день. Но Андрей Бурзенко не ощущал зноя. На душе было холодно и до слез обидно. Обидно за себя, за своих товарищей. Стыдно было смотреть на свое прошлое, на горькую минуту позора… Вы правы, мальчишки! Мы сами себя презираем.
Андрей вспомнил свое детство. С каким восхищением смотрел он на героев гражданской войны, которые победили всех врагов и на одной шестой части земли установили свою, народную власть! А сколько было радости, когда ему вместе с такими же мальчуганами удавалось прошагать по пыльной улице в хвосте красноармейской колонны! И вот он сам солдат, но пленный солдат… Эх, если бы он только знал тогда, в дни неравных отчаянных боев, если бы знали его товарищи по роте, по полку, по армиям, какие муки их ожидают в плену, какие кровавые пытки придется им вынести, какие унижения и глумления предстоит выстрадать, — тогда бы все нечеловеческие трудности, лишения и опасности фронта им показались бы раем и счастьем!..
Вдруг раздался отчаянный крик. Андрей насторожился. Вдоль дороги расположены постройки для служебных собак. На этой псарне насчитывалось около тысячи овчарок. Все они огромные, тренированные, злые. И вот сюда на площадку, огороженную колючей проволокой, эсэсовцы вталкивали десяток узников. Один из них, молодой, белокурый, никак не хотел идти. Рослый немец подскочил к нему и ударил рукояткой пистолета по голове. Юноша свалился. Его тотчас же взяли за руки и за ноги и выбросили на площадку. В ту же секунду рослый собаковод спустил овчарок. Они кинулись на несчастных.
