А вечером, перед проверкой, когда тысячи узников выстроились на аппель-плаце, из колонны в колонну с быстротою молнии пронеслась радостная весть: «Советские войска заняли Киев!»
Столица Советской Украины освобождена! Узники, особенно советские военнопленные, вызывающе смотрели в лицо своим палачам. Эсэсовские офицеры, командиры блоков ходили мрачные, злые. Солдаты — растерянные, хмурые. Наступление Советской Армии, видимо, заставило эсэсовцев подумать о будущем.
Мощные громкоговорители передают специальный выпуск последних известий из Берлина. Лающий голос диктора долго говорит о какой-то «эластичной обороне», о пресловутой тактике «выравнивая линии фронта», о мифическом «восточном вале» и т. д. Но чем высокопарнее были слова, тем яснее проступала растерянность, которая охватила правителей третьего рейха. Советские войска неудержимой лавиной приближались к границам Германии.
И впервые тысячи советских военнопленных после вечернего «аппеля» не разбежались, не разошлись поодиночке, а остались в строю. Их окружили узники других стран.
— Вас, ребята, наказали? За что?
Четко отбивая шаг деревянными колодками, строго соблюдая равнение в строю, русские колонна за колонной направились к своим блокам. Они шли и пели старинные украинские песни: «Распрягайте, хлопцы, коней», «Солнце низенько», «Реве та стогне Днипр широкий» и другие. Пели от души, вкладывая в простые слова большой смысл. Пели русские и татары, украинцы и узбеки, белорусы и грузины. И простые, чудесные песни Украины звучали над Бухенвальдом, как бы говоря о том, что нет в мире силы, способной разрушить этот союз братских народов, нет в мире силы, способной покорить народы свободной страны.
— У русских свято! — шептали поляки.
— Большой праздник! — говорили французы.
— Фройндшафт! — приветствовали немецкие коммунисты.
— Рот Фронт! — выкрикивали испанцы и поднимали сжатые кулаки.
С восхищением смотрели другие узники на измученных неволей, но не сломленных советских людей.
Меч возмездия повис над плешивой головой Кушнир-Кушнарева. Тысячи его жертв — коммунисты и комиссары, советские офицеры и партийные работники, расстрелянные эсэсовцами по его доносам в «хитром домике», — взывали к отмщению.
А лагерфюрер Макс Шуберт, отмечая усердие провокатора, дружески похлопывал по плечу подобострастно заглядывающего ему в глаза Кушнир-Кушнарева.
— У вас есть возможности получить офицерский чин.
— Рад стараться, герр майор.
