Андрей ждал, что серия атак вот-вот кончится, противник выдохнется. Но проходили минуты, вихрь ударов не ослабевал, а, кажется, возрастал. Отдельные удары иногда стали прорываться сквозь защиту. Их тяжесть была ощутима. Принимать удары на себя, бравируя нечувствительностью, было рискованно. Раньше, на Родине, Андрей не раз применял этот далеко не блестящий, но эффективный прием. Но тогда Бурзенко был другим. Сейчас не до эффекта. Отвечая на шквал ударов редкими прямыми ударами левой, только одной левой, Андрей все время стремился выскользнуть из сферы боя. Дальнейшее пребывание на дистанции удара становилось рискованным, опасным.
Жорж понял отход Андрея по-своему и ринулся за ним. Бурзенко отступил быстрыми скользящими шагами. Всем показалось, что он избегает сближения, избегает боя.
— Русский трусит! — завопили зеленые.
— Добивай его!
— Бей, доходягу!
Но отступление в бою на ринге не бегство, а тактический прием, маневр. Андрей отходил не назад, а в сторону. Отходил так, что за его спиною были не канаты, а большая часть ринга, свободное пространство, широкое поле действий и маневров. И Андрей умело маневрировал, ускользал, заставляя Жоржа часто промахиваться.
Зрители слабо разбирались в тонкостях боксерского искусства. Они видели, что наступает Жорж, атакует Жорж. Значит, он хозяин ринга, он хозяин положения. В рядах зеленых стоял шум. Бандиты буйно выражали свою радость, криками подбадривали своего боксера.
Политические смотрели молча и «болели» за Андрея. Особенно остро переживал Костя Сапрыкин. Когда подошли Левшенков, Симаков и Кюнг и спросили, как, мол, идет бой, Костя безнадежно махнул рукой.
И только небольшая группа заключенных, понимавших толк в боксе, сидела как завороженная. Перед ними на этом примитивном ринге разворачивался один из самых красивых поединков, какой когда-либо им приходилось видеть даже на крупнейших международных встречах. Два бойца, разные не только по внешнему облику, темпераменту и характеру, они представляли собой различные боксерские школы. Жорж был типичным представителем западного профессионального спорта. Его стратегия основывалась на четко разработанном плане боя, в основу которого легли строго подобранные тактические элементы, состоявшие из целого ряда хорошо отработанных и доведенных до автоматизма серий ударов. Руки боксера, натренированные годами, работали как рычаги машины, а мозг его был скорее контролером, чем руководителем. Он зорко следил за тем, чтоб все части работали слаженно, четко, ритмично и неукоснительно выполняли принятый план. Никаких отклонений, никаких изменений. И, казалось, горе тому, кто попадется под эти рычаги живого автомата!
