— А потом?
— Что потом? Как телков на бойне… — Костя снова выругался.
Из особой команды крематория Косте удалось бежать. Он познакомился с одним поляком, который ежедневно привозил трупы умерших из Малого лагеря. Костя узнал, что поляк крестьянствовал под Львовом, в Бухенвальд попал за то, что зарезал свою свинью без разрешения местной управы. По просьбе Кости он принес ему полосатый костюм и номер одного умершего русского. Этот костюм моряк несколько дней носил под своей форменной курткой, ждал удобного случая. И ему удалось проскочить в рабочую команду Малого лагеря. Под этим чужим номером он живет и сейчас.
— Оттуда, из Малого лагеря, меня товарищи, политические, переправили в госпиталь. А там наш братишка Пельцер. Ты помнишь его? Песни пел в вагоне. Он там фигура! Выручил меня он в госпитале, подкормил. — Костя, хотя и знал, что одессит был знаком с морем только летом, да и то на пляже, сегодня с восторгом называл Пельцера «черноморцем», «братишкой», «морской душой». Эта была высшая похвала в устах севастопольца.
— Из госпиталя свои перевели на кухню, в камбуз. Правда, не в качестве кока, а так, подсобным рабочим, кочегаром. Это мне ближе. Не раз кочегарил, — закончил Костя.
Андрей слушал моряка, а сам думал о летчиках. Неужели все так и было? Не хотелось верить. Андрей мысленно представил себя на их месте. Нет, он никогда бы не упустил такого момента. Никогда. Уж он-то знает, что надо делать с оружием, когда оно рядом лежит!
— А вчера к нам в кочегарку немка заглянула, жена коменданта. В офицерской форме, в сапогах. В руке хлыст. Осмотрелась, приказала что-то своему охраннику. Тот к нам: «Фрау Эльза говорит: жарко у печки, надо рубашки снимать». Пришлось скинуть робу, — моряк замолчал, потом встал и заторопился: — Засиделся я у тебя. Еще искать будут…
Костя на прощание по-медвежьи обхватил Андрея и попытался оторвать его от пола. Но как он ни пыжился, поднять боксера не смог.
— Силен, братишка, силен!..
Андрей напружинил мышцы и легко поднял Костю над головой.
— Вот так надо…
— Пусти. Задушишь…
Бурзенко осторожно поставил Костю на пол.
В субботу, как обычно, Карл Кох в сопровождении помощника лагерфюрера Эриха Густа на штабной машине медленно объезжал всю территорию концлагеря, останавливаясь чуть ли не у каждого барака. Штандартенфюрер был не в духе. Последние известия с Восточного фронта омрачали его. Еще один город отдали большевикам…
От придирчивого взгляда коменданта не ускользала ни одна мелочь. Он проверял чистоту унитазов, заглядывал под нары, тыкал пальцем в оконные стекла, скоблил ногтем по обеденным столам. В сорок пятом блоке ему показалось, что пол недостаточно выскоблен. Кох влепил пощечину застывшему старосте блока, а штубенисту и санитару велел всыпать по двадцать пять палочных ударов.
