— Нечего так переживать. Пустяковая рана. Через месяц на протезе танцевать будешь! Дети есть? Семья есть?
— Есть, — прохрипел капитан. — Сын. Васька. Три годика.
Ножницами Игорь начал разрезать штаны, и кидать клочья одежды в сторону. Эльвира помогала ему, и через пару минут они оголили ноги Иванишина. Кожа поврежденной ноги была закопчена микроскопическими не сгоревшими до конца остатками тротила. Кроме того, практически вся поверхность ног была изрезана мелкими ранами и измазана кровью. Так же была повреждена мошонка. С первого взгляда было ясно, что детей у капитана больше никогда не будет…
— Приступим, — бодро, скорее для раненого, нежели для себя, сказал Игорь.
После введения обезболивающих, Игорь отсек омертвевшие части поврежденных тканей, перепилил выпирающую кость, и в конце долго очищал ткани от мелких осколков корпуса мины и въевшейся копоти. Все это время он старался поддерживать контакт с раненым и много рассказывал ему о прелестях жизни, дабы с самого начала своей инвалидности человек не утратил желания к дальнейшему существованию.
После операции Эльвира расплакалась как в первый день своего пребывания в Моздоке.
— Здоровые, красивые мужики! — причитала она. — Теперь обречены на жалкое существование! Да для чего же нужна эта проклятая война!?
— Сколько боли… сколько крови… — вторила ей Ира. — Зачем? Кому это все надо?
Они долго сидели и ревели на пару, и никто к ним не подходил.
Привезли трех десантников, подорвавшихся на мине МОН-50. Игорь прооперировал одного, вытащив из его тела двадцать восемь стальных шариков. Все шарики пришлись бойцу по задней части обеих ног, и от множественных ранений десантник потерял много крови и пребывал в тяжелом шоке. В момент операции он пришел вдруг в себя и полушепотом сказал:
— Они визжат.
— Кто визжит? — не понял Игорь.
— Шарики от мины, когда летят… — пояснил десантник и снова потерял сознание.
Закончив операцию, Игорь напился кофе с водкой, и присел на лавочку передохнуть. Эльвира присела рядом. Она держала себя в руках и слезы теперь не пускала. Однако по всему чувствовалось, что она хочет что-то сказать Игорю.
После десяти минут такого молчаливого сидения, Игорь не выдержал:
— Эльвира, не держи в душе…
— Игорь Васильевич, простите меня, но мне кажется, что я здесь не смогу больше работать. Я просто не могу смотреть, как война калечит наших мальчишек. Простите меня…
Эльвира потеряла над собой контроль и снова разревелась. Из палатки выглянула Ирина, но, увидев эту сцену, выходить не стала, и вернулась к операционному столу.
