Тиргартен | страница 46
Господин сыщик Генрих Фогель составил определённое мнение.
Он считает – каждая жертва поодиночке вызывалась в сарай, где ей и наносился удар острым орудием по голове: погибших не притащили в роковое помещение, они пришли сами. Преступник обут в тяжёлые ботинки, оставившие чёткие отпечатки на земле, включая кровавые следы, – было видно, как он посещал сарай, детскую комнату и кухню. По предположению господина Фогеля, убийца тайно пробрался на чердак фермы неделю назад. Всё это время он жил там, оставаясь незамеченным и наблюдая за жизнью семьи, – мы нашли на верхней пристройке под крышей объедки и другой мусор, а также топчан для сна. У господина Фогеля отсутствуют версии, почему загадочный маньяк с неожиданной яростью расправился с Груберами и их служанкой, а уж особенно – с невинными детьми. Цецилии-младшей проломили череп несколькими ударами, разрезали шею, ребёнок истёк кровью. Двухлетнего Йозефа били с такой силой, что осколки костей разлетелись по всей комнате – словно видели в нём взрослого соперника. Удивительно, но монстр позаботился о животных – он лишь ударил собаку, но не стал убивать. Перед уходом засыпал вдоволь корма в хлев, дабы коровы и свиньи не голодали: такое не вяжется с жестокостью убийцы… Ненавидя людей, он обожает братьев наших меньших!
В то же время хочу известить вас о некоем несоответствии.
Наши коллеги из управления полиции города Ингольштадт настаивают на версии ограбления. По их мнению, опустившийся бродяга (каких достаточно скитается по дорогам Германии после неудачной войны) совершил расправу над несчастным семейством именно с целью завладения их денежными средствами. Смею вас заверить – эта точка зрения ошибочна. Все сбережения Андреаса Грубера, включая 1880 (одна тысяча восемьсот восемьдесят) золотых марок и облигации государственного займа, лежали на видном месте в комоде, а раскрытый кошелёк – на кровати: герр Грубер не доверял банкам и предпочитал хранить деньги дома. Золотые украшения жены и дочери также остались нетронутыми. Если довериться выводам полиции Ингольштадта, что убийца семейства Грубер являлся бездомным, не имеющим ни гроша за душой, было бы удивительным с его стороны отказаться от столь несметных сокровищ. Нет, более чем очевидно – ему не были нужны деньги. Душой палача Хинтеркайфека владела жажда убийства. Я не могу пока выяснить, знал ли монстр владельцев хозяйства раньше. Просто факт – он с неделю тайно наблюдал за их жизнью, оставаясь незамеченным, пока однажды ночью не прикончил всех. А дальше-то, уважаемый господин комиссар, ещё хуже. Ведь сей мясник после побоища прожил на ферме не менее двух дней. Следы крови и грязи показывают: он неоднократно приходил посмотреть на своих жертв, снова и снова. Даже обедал рядом с трупами – мы нашли засохшие объедки. Вы знаете, я сам родился в деревне и хорошо знаком с сельскими условиями. Однажды зимой к нам пробрался волк – молодой, голодный, отбившийся от стаи. Как выяснили потом по цепочкам следов на снегу бывалые охотники, он двое суток выжидал – кружил возле жилья, подходил совсем близко, высматривал. И вот, запомнив, во сколько крестьяне ложатся спать, лесной бандит проник в овчарню посреди ночи (когда сон людской особенно крепок), перерезав там двенадцать овец. Хищник наелся – и даже не убежал. Просто лёг спать среди растерзанных агнцев: находясь в сытой дрёме до полудня… пока мой отец не обнаружил «гостя» и не сходил за ружьём. Убийца на ферме – такой же волк. Он приговорил жертв к смерти и наслаждался мыслью – вот они ходят, улыбаются, ругаются, пьют свой утренний кофе, не ведая, что вскорости умрут. Приятно ощущать себя вершителем судеб… Захотел – убил, захотел – помиловал. Далее. Полиция Ингольштадта не отметила в отчёте – у каждого из погибших отсутствует во рту по переднему зубу. Подобные повреждения наводят меня на мысль: монстр на ферме намеренно взял части тел забитых им людей для своей мерзкой коллекции… и вполне возможно, он сделал это не в первый раз. Я распорядился поднять закрытые дела по всей Баварии, и волосы встали дыбом на голове. Архив бесстрастно свидетельствует: в крупных городах (Нюрнберг и Мюнхен) за последние три года зафиксированы случаи загадочной гибели в общей сложности восьми женщин различного возраста, от восемнадцати до сорока пяти лет. Лишены жизни ножом или топором, некоторые задушены их же чулками: кстати, у двух жертв на ферме тоже сохраняются следы асфиксии. Все преступления не раскрыты, и у полиции нет ни малейших предположений, кем мог быть покушавшийся. Убийства на ферме и в Мюнхене с Нюрнбергом тесно связывают три особенности: 1) мотивов для ограбления не было; 2) ценности и деньги остались на месте; 3) у мёртвых женщин удалён передний зуб. Исходя из всех приведённых выводов, я уверен – кровавое нападение на ферме Хинтеркайфек совершено серийным убийцей, давно терроризирующим Баварию.