Комаровский понимал последствия своего нынешнего выбора.
В части, скорее всего, полагали (особенно после обнаружения тела Курочкина): труп Сергея либо сбросили, как Настю, в тот же Тельтов-канал, либо взяли в плен и уволокли с собой. В последний месяц немцы, погрузившись в бешенство и истерику, пленных почти не брали… Хотя для офицера могли сделать исключение. Он отдавал себе отчёт, что сделал, решив преследовать убийцу Насти. Если уцелеет, события будут развиваться в двух направлениях. Ни одно не сулит ничего хорошего. Обвинят в дезертирстве – поставят к стенке по законам военного времени. Посчитают попавшим в плен – отправка в тыл, в фильтрационный лагерь: через неделю чёрных снов о жене и сыне он полезет в петлю. Выбравшись в форме шарфюрера из люка на немецкой стороне Берлина, Сергей обнаружил – местность вокруг пустынна: ни единого человека, лишь остовы сгоревших зданий… Он растерялся – что ему делать, куда идти? Патруль остановит для выяснения личности, а документов-то и нет. На каждом углу посты полевой жандармерии и одержимого шпиономанией фольксштурма, повсюду гитлерюгендовцы, готовые отбежать за угол и позвонить куда следует. «Алло, гестапо? Спешу доложить, тут чересчур подозрительный унтер-офицер». А ведь ублюдок где-то здесь, совсем рядом. Комаровский потратил несколько часов, бесцельно шатаясь по городу. Ему виделось трясущееся лицо убийцы, он слышал чмоканье пуль ППШ, ударивших в тело, и сердце терзалось злостью. Сам бы сейчас оторвал этой сволочи голову – посмотрим, как он тогда оживёт. Однако Настиного убийцы в поле зрения нет, зато его собственная жизнь может оборваться в любой момент. Шарфюрер без оружия и аусвайса рано или поздно привлечёт внимание немцев. А этого бы не хотелось. Он обязан поквитаться за Курочкина и Настю. Иначе нельзя.
Избегая смотреть на беременную, Сергей с трудом растянул губы в улыбке.
– Разумеется, уважаемая фрау. Но сначала мы с господином полицейским проверим один подвал – похоже, там прячется русский корректировщик. Надеюсь, вы не против?
У девушки судорожно дёрнулась щека.
– Хорошо, – устало произнесла она. – Но не думайте, что я забуду.
Комаровский поднялся, небрежно махнул рукой сотруднику полиции, как старший по званию, и сразу пошёл, обозначая, что проблема не терпит отлагательств. Придерживая тяжёлую винтовку, шутце засеменил следом. Он постоянно спотыкался в темноте о расколотые камни, взывая тихим, робким голосом:
