Что касается женщин, то мой тогдашний хозяин, несмотря на преклонный возраст, оставался до них весьма и весьма охоч и с большим тщанием следил, чтобы под рукой всегда имелся некоторый их запас, не отказывая себе в удовольствии обнюхивать катыши с ними, дабы насладиться исходящим оттуда запахом — запахом жира, пота и мочи, от которого меня мутило, а он впадал в возбуждение, граничащее с пароксизмом. Он лез из кожи вон, чтобы обзавестись все новыми женщинами, извлекая, впрочем, отсюда двойную выгоду, ибо, потакая своим навязчивым причудам, он еще и заставлял их на себя работать. И хотя начиненные женщинами колобки, дабы не привлекать внимания возможного грабителя, были перемешаны с остальными, я научился узнавать их по едва приметным опознавательным знакам, коли уж каждое утро мне приходилось составлять бригады работниц — одни отправлялись на заготовку растительных волокон или коры, входивших в текстуру катышей, другие разминали глинистую почву, накладываемую на так подготовленную топорной выделки канву. В этом им помогали дети, которых у них было пруд пруди, причем по окончании кормления грудью (в этот период мать и дитя находились вместе) никто толком не знал, кто чей родитель, — в постоянном-то движении, смешиваниях, утратах, добавлениях, из-за которых удел катышей каждого навозника был подвержен непрестанным переменам.
Что с того, что у него была хорошая память, часто случалось видеть, как наш хозяин проводил новый отбор и перетряску, столь же произвольные, как и предыдущие, так что стирание граней, в которое вносил свою лепту приток новых и зачастую не вполне установленных элементов, охватывало всех и вся; свою самобытность утрачивали даже запахи: те, что доносились из катышей, начиненных испражнениями, гниющей снедью — ах! все это кишащее червями позеленевшее мясо, которое хозяин выдавал мне в качестве лакомого кусочка, — или живыми существами, в конце концов терялись в усредненном зловонии, издаваемом россыпью его комьев, так что хозяин зачастую пребывал в недоумении, из-за своего пристрастия к секретности сплошь и рядом обреченный действовать вслепую, в надежде, что случай вывезет. И вот некий ком, прозябавший по сю пору на задворках, по неведомым причинам оказывался вдруг вознесен в высшие сферы иерархии, занимал место среди первоклассных шаров, и он предпочитал собственноручно толкать его по вязким и липким тропинкам под пологом леса, где дождь, просеянный через непролазный хаос тропической растительности, продолжал донимать и пробирать до мозга костей, когда ливень уже давным-давно прошел и в высоте снова во всю силу сияло солнце, лишь малая толика лучей которого сцеживалась сквозь листву. Но ближайший же перекат, или превратности пути — не раз они терялись в оврагах или скатывались в широкие трещины, коими так богата их почва, — или новая перетряска возвращали этого выскочку к неразличению общей участи. Сколько раз мне приходилось видеть, как он часами пичкал самыми что ни на есть медоточивыми речами, самыми заманчивыми посулами катыш, чей насельник хранил упрямое молчанье, и извлекал, с досады его в конце концов почав, оттуда всего-навсего паштет — особо, что правда то правда, для него лакомый — из различных отбросов. Также он не раз и не два препоручал мне обследовать, вслушиваясь, свои богатства, доверял выявить живую материю, эксплуатация которой и являлась в конечном счете основным источником его состояния. И хотя в качестве бригадира я считал себя обязанным относиться ко всем трудовым ресурсам без особых поблажек, стараясь не навлечь на себя громов и молний нашего «предпринимателя», я все же не мог не заручиться благосклонностью кое-кого из работниц, шары которых откатывал по утру в сторону, чтобы дать им проспаться спьяну, тогда как в час раздачи питания не стеснялся посадить на диету тех, кто ставил мне палки в колеса, расширяя, напротив, по возможности дыру своим любимицам, коих мне удавалось снабдить двойной пайкой. Некоторые настолько нагуляли при этом режиме лишнего, что мне пришлось сменить им колобки, взимая по ходу дела свою мзду, предпочитая всегда щедрые тела, в которые погружаешься всеми членами. Кроме того, через эти дыры, которые они могли, как я убедился на собственном опыте, направить сообразно желаемому углу зрения, вращая изнутри свой катыш — довольно тонкая операция, когда шары свалены в кучу, ибо их обрушение способно вызвать самую настоящую катастрофу, — они быстрехонько оценивали ситуацию, не останавливаясь даже перед тем, чтобы замазать их, когда хотели, чтобы их оставили в покое, собственными испражнениями. Но выручала эта уловка далеко не всегда.
