Время самое темное — четыре часа — и самое сонное: именно в этот предрассветный час особенно хочется спать. Черные вражеские фигуры уже в ста метрах от танка, автоматчики ничего не заметили: одна перебежка — и фашисты ворвутся в танк. А экипаж спит.
Задремавший было Двинский проснулся от ощущения чего-то неприятного: «Фу ты, гадость какая приснилась!» Он встряхнул головой, отгоняя тяжелый сон, и глянул на часы: четыре часа. «Надо пойти посмотреть», — а голова сама клонится, но уже засыпающего его поднял привычный приказ самому себе: «Ты должен!» Тяжело спрыгнул в окоп под танком. Под ногами хлюпнула набравшаяся за ночь вода. «Надо будет утром вычерпать», — подумал он, всматриваясь в непроглядную темноту. Все было тихо. Двинский собрался уже подняться в танк, когда увидел что-то развевающееся на ветру: «Наверное, ветер треплет рваный мундир какого-нибудь убитого фашиста». Глаза начали привыкать к темноте, и Двинский уже четко различал темные фигуры убитых. Но почему их так много? Вчера, помнится, их было значительно меньше. И вдруг у бесстрашного коменданта крепости-танка мороз пошел по коже: «Это же немцы, и так близко!»
Мысль работала быстро. Одним усилием мускулов Двинский втянул себя в люк и шепотом разбудил товарищей:
— Немцы! Швец, Кочетов, вниз! Пулеметы, гранаты наготове! Тихо, чтобы они не знали, что их ждут!
Бесшумно соскользнули под танк Швец и Кочетов. Двинский бросился к аккумуляторам. Какое счастье, что их хранили в полном порядке! Еще минута, только бы враги задержались, только бы еще минутку не бросились на танк! Наконец готово! Теперь пусть идут. И фашисты пошли. Вдруг яркий сноп света ударил им в глаза; от неожиданности они остановились, как бы споткнувшись о невидимую преграду, а за громким «бей» Двинского на освещенных и ослепленных гитлеровцев посыпались гранаты и ударил лобовой пулемет.
И в ночном бою победили советские танкисты.
Бесконечно дороги стали друг другу эти три человека; они узнали друг о друге все, даже самые сокровенные мысли.
Наступило тринадцатое марта. Утром, обессиленные от голода, с распухшими, обмороженными руками, ногами и лицами, защитники советского осажденного танка услышали приближающиеся крики: «Ура-а-а!..» Это начался бой, моряки пробивались к ним на помощь. Несколько разорвавшихся снарядов потрясли танк: теперь немцы решили уничтожить его. Но было поздно: под яростным натиском наступающих моряков фашисты отступили. Почтительно окружили танк моряки. Из верхнего люка появились танкисты, — их оглушило многоголосое «ура».
