– Я бесконечно благодарен вам, мсье Гренье, – сказал Буало серьезно. – Вы помогли мне увидеть всю картину целиком, и… И благодаря вам я кое о чем задумался.
– Но вы все равно поступите по-своему… – Гренье коротко хохотнул и хлопнул ладонью по столу. – Буало, не держите меня за идиота, хорошо? Вы же видите, что я на вашей, черт возьми, стороне. Мне нравится, что вы не собираетесь сдаваться. Это подтверждает, что я был прав, когда держал вас за приличного человека. А теперь настало время – нет, не быть неприличным, а просто подумать о себе. Хотите, я расскажу вам кое-что? В моей профессиональной жизни уже была схожая ситуация, и я тоже рвался всем показать, где раки зимуют, – но послушался умного совета, отступил и затаился. И что же – прошло несколько лет, обстоятельства изменились, позиции моего врага ослабли, и я все-таки его арестовал. Не за убийства, которые он совершил, за другое, но этого оказалось достаточно. Дали ему не так уж много, но тюрьмы он не вынес и наложил на себя руки. Ваша Натали тоже не избегнет своей судьбы. Она все равно попадется, не сегодня и не завтра, конечно, но попадется, когда граф умрет или поменяет ее на другую игрушку и у нее уже не будет рычагов давления. И тогда, комиссар, вы все, все ей припомните.
– Не люблю это выражение – «рычаги давления», – бесстрастно прокомментировал Буало. – Какое-то оно уж слишком… газетное.
– Вы лучше обдумайте то, что я сказал, – настойчиво проговорил Гренье. – Посоветуйтесь с женой. Она превосходная, здравомыслящая женщина, на голову выше всех полицейских жен, которых я знаю. Уверен, она скажет вам то же, что и я.
– Благодарю за анисовку, – отозвался Буало и, добавив на прощание несколько требуемых приличиями фраз, удалился. Ему и впрямь было что обдумать. Гренье посмотрел ему вслед, пожал плечами, взял нетронутую рюмку гостя и опрокинул ее содержимое себе в рот. Потом он вспомнил, что снаружи его ждут дети, и, выбросив из головы коллегу, его заботы и вообще все, что имело отношение к работе, направился к дверям.
Наташе плохо давалась скрытность. По складу характера она принадлежала к людям, у которых не слишком получается хитрить и обманывать. Она считала, что лучшая игра – та, которая ведется в открытую, и не признавала компромиссов и полутонов. По совести, она ни в чем не могла себя упрекнуть, если говорить о событиях вчерашнего дня: она не искала встречи с Арманом и вдобавок самым решительным образом его отвергла. И все-таки ее не оставляло ощущение, что где-то, как-то она дала маху и совершила ошибку, которую потом могут использовать против нее. За ужином, погруженная в свои мысли, она выглядела рассеяннее, чем обычно, но граф, казалось, ничего не замечал.
