Беранже откинулся на спинку стула, его губы приоткрыты, взгляд пуст. Большая усталость читается на его лице. Двадцать два часа работы. Двадцать два, как карта Таро «Дурак», порядок знаний, уготованный для элиты, двадцать два часа, это также могли быть двадцать две секунды или двадцать два года. Невероятно, как время может сжиматься или расширяться. Сильная горечь охватывает его, Беранже чувствует, что он бросит это дело. Ночи, дни и месяцы проходили напрасно. Манускрипты не выдают свой секрет. Они разложены перед ним, по углам положены куски черепицы, чтобы не позволить им скручиваться. Он хотел бы понять знаки, узнать больше об их происхождении, продвинуться дальше по пути знания. Ему требуются подсказки. Попросить их у Будэ? Безумие! Старый лис тотчас же конфискует документы, чтобы использовать их в угоду себе. Сказать о них Бийару? Еще слишком рано! Епископ, который обладает свойством делать умозрительные построения, мигом предложил бы ему за них хорошую цену, а Беранже не отказался бы от денег.
«Добыча будет моей! Butin, — повторяет он в уме. — Почему это слово? Каким образом я пришел к нему?»
Он долго размышляет, берет четвертую часть и перечитывает фразы из Нового Завета, задерживаясь на трудноразличимых буквах, которые были добавлены, на словах, сцепленных между собой. Ничего… Он ничего не понимает. Всякие возникающие у него ассоциации идей бессвязны, фразы, которые он получает, не несут в себе содержания.
«Butin… Добыча. Я схожу с ума. Butin происходит даже не от латинского, а от немецкого. А в нем нет ничего такого, чтобы было близко к данному слову».
Что-то вроде суеверного страха добавляется к непониманию. Он уже готов стукнуть в ярости кулаком по манускрипту, когда черный силуэт на улице привлекает его внимание. Он сразу не узнает толстяка, который вяло движется в сторону дома у церкви. Вдруг он понимает, что этот изнуренный незнакомец, который едва передвигает свои большие плоские стопы, не кто иной, как еврей Илья. Тогда он бросается к открытому окну и кричит:
— Дорогой друг! Вот, наконец, и вы.
У Ильи такой вид, будто его только что разбудили. В какой-то миг он останавливается и раскачивается в ритме биения своего сердца. Его голова поднимается, в глазах мельтешат черные мошки, потом он замечает улыбающегося Соньера.
— А! Соньер… Мне уж казалось, что я никогда не доберусь сюда… Откройте мне дверь, я умираю от жажды.
— Сей же миг!
Беранже слетает с лестницы. Вот уже русский вошел внутрь. Его подвижные черные глаза исследуют каждый закуток. Мужчины обмениваются поздравлениями, потом Илья падает на стул. Его отяжелевшие ноги вытягиваются, натруженное тело обмякает. В последний раз он проклинает обратную сторону своего таланта: этот жир, который когда-нибудь убьет его.
