— В кино мне не жалко, пусть ходит, — махнул рукой Карзинов. — Билетерша свой человек, и за билеты платить не надо. А вот на газеты деньги тратить — это уж расточительство в некотором роде. Об этом у нас будет принципиальное объяснение. А только сейчас охота дослушать историю про вашу анонимку.
Морщицын раскрыл железную баночку с ментоловыми леденцами, ловко бросил себе в рот сразу несколько зеленых кругляшек и, звучно посасывая, продолжал рассказ:
— И попал я тогда в самую точку. Пружина-то, как и следовало ожидать, сработала точнейшим образом. Не прошло и двух дней, как вызвали меня в банк к управляющему канцелярией, порасспрошали о всяких мелочах — про анонимное письмо ни слова — и попросили с первого числа на работу являться.
Вот я и думаю — надо в твоем деле тоже применить соответствующую пружинку… Предупреждаю, чтобы никому ни словечка! Полная секретность! И не забудь завтра же подать заявление в дачный трест с просьбой предоставить тебе вакантную должность.
— Меня предупредили, что раньше чем через два месяца должность не освободится, — робко возразил Карзинов.
— Это роли не имеет и значения не играет, — назидательно ответил старик. — Подавай заявление сейчас. А я проведу разведку. Мы твоего будущего начальника как на рентгене просветим, узнаем про его главную, ведущую слабость и на эту пружину нажмем как следует.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Разведку долго вести не пришлось. Уже к концу недели старик Морщицын радостно доложил:
— Дело пошло! Считай, с будущей осени можно будет начать заготовку олифы и шифера для дачи…
Морщицын извлек из бокового кармана записную книжку, обернутую в пластикатовый чехол, и, раскрыв ее, прочел:
— «Чарусьев Александр Александрович, директор дачного треста, пятьдесят три года… На этой работе седьмой месяц… До прошлого года подвергался пагубному влиянию алкоголя, за что имел три взыскания. С нынешнего года непьющий. В молодости играл на бильярде… Женился рано, имеет семью в составе трех детей, жены, тещи, племянника и свояченицы. К женщинам относится умеренно, на службе окружает себя подхалимами, выдвигает их на ответственные места, хотя в выступлениях на собраниях требует это зло выжигать каленым железом».
— Ну, тут еще малосущественные сведения есть, — добавил старик, разбирая с помощью двух пар очков сделанные наспех записи. — «Пирожные покупает в «Севере», не ест докторской колбасы и рыбы толстолобик… в кино ходит редко… в Филармонии ни разу замечен не был…»
