. С разрозненностью норм этой группы в законе исследователи связывали и сравнительную распространенность судебных ошибок, выражавшихся то в необоснованно существенных «скидках» на юный возраст, то, напротив, в отказе от учета специфических особенностей несовершеннолетних
[70].
Еще одной заслуживающей внимания новеллой Основ явилась норма, согласно которой несовершеннолетний, достигший установленного в законе возраста, не подлежит уголовной ответственности, если вследствие задержки психического развития, не связанной с болезненным психическим расстройством, он был не способен осознавать фактический характер либо общественную опасность своих действий или руководить ими (ч. 2 ст. 60). Хотя Основы 1991 г. в связи с распадом Союза ССР так и не вступили в законную силу, оба отмеченных позитивных нововведения были восприняты российским законодательством при разработке Уголовного Кодекса РФ 1996 г.
1.3. Эволюция положений о возрасте потерпевшего от преступления
Для начального этапа формирования Русского государства характерно лишь возникновение интереса к проблеме ответственности за преступления против специального потерпевшего, которым, например, можно считать несовершеннолетнее или пожилое лицо[71]. Становление системы уголовно-правовых норм, основанной на принципе дифференциации ответственности, в том числе и в зависимости от возраста потерпевшего от преступления, происходит значительно позже.
Как следует из текста Салической Правды (Lex Salica), на вид и размер наказания могли влиять пол и возраст потерпевшего. Убийство мальчика в возрасте до 10 лет наказывалось большим по размеру денежным штрафом, чем за убийство свободной девушки. Штраф, хотя и гораздо меньшего размера, предусматривался за убийство ребенка в утробе матери, «раньше чем он получит имя»[72].
Защита права ребенка на жизнь закреплена в ст.6 Устава князя Ярослава[73], установившей ответственность за детоубийство. Последнее, а точнее, убийство незаконнорожденного ребенка, наказывалось заключением в монастырском учреждении. К детоубийству приравнивался и аборт, дела о совершении которого, по Уставу князя Владимира, относились к церковной юрисдикции[74].
Таким образом, на этом этапе имеет место лишь зарождение правовых механизмов, предусматривавших более строгую ответственность за преступления против особой возрастной группы — несовершеннолетних. В то время были введены лишь запреты на отдельные формы поведения, которые могли причинить вред несовершеннолетним. Формулируя запрет, законодатель, однако, не признавал интересы ребенка самостоятельным объектом уголовно-правовой охраны, а нормы, их защищавшие, в качестве приоритетной цели имели охрану иных интересов и ценностей.
