По крайней мере, теперь светило солнце. Идти стало проще, и Максим, едва дождавшись когда Денис стряхнёт с себя землю, ринулся вперёд. «Откуда в малявке столько энергии?» — думал Денис, мечтая о бутерброде с колбасой, пусть даже с картонным вкусом. В десяти метрах от их стоянки он нашёл землянику, но брат не желал ждать. Сейчас он был похож на резвую блестящую стрекозу, и только лоб, покрытый испариной, да мелко трясущиеся руки говорили, что у стрекозы в жизни не всё так гладко.
— Поверить не могу, что ОНА бродила совсем рядом, когда мы спали! — то и дело восклицал он.
— Ночью можно дежурить по очереди, — предложил Денис, трепеща при мысли о долгих часах, которые предстоит провести в одиночестве. И всё же он надеялся, что самые страшные, полные разлитой в воздухе белесой взвеси и таинственных ночных шепотков, самые тёмные предутренние часы, возьмёт на себя кто-нибудь другой.
— Зачем дежурить, если есть Доминико? Он вовсе не спит.
Максим удалялся от них быстрым шагом, чуть ли не бегом, и, кажется, даже не думал остановиться, чтобы подождать.
— Мальчик, ты не представляешь, сколько долгих часов я провёл, бодрствуя по ночам и вглядываясь в темноту, пытаясь понять, перекатываются ли это волны или кто-то скользит по водной глади, — с обидой сказал призрак, — вглядываясь в луну: не перечеркнёт ли её силуэт чьей-нибудь мачты. Или в холодные солёные ночи, пытаясь растопить камин… а, что я тебе объясняю, маленький неблагодарный ребёнок, подкормка для рыб.
Максиму, казалось, было всё равно. Но Денису стала интересна внезапная разговорчивость привидения.
— Что с тобой? — спросил он. — Чего это ты разворчался?
Призрак замолчал, сообразив, что на этот вопрос у него нет ответа, который бы устроил новоявленного Максимова братца.
— Просто терпеть не могу эту нечисть, — пробурчал он, сообразив, что любопытство во взгляде Дениса припёрло его к стенке и что отступать теперь некуда.
— Боишься? — воскликнул Денис. — Ты ведь сам приведение. Это тебя должны все бояться.
Лицо Доминико стало рельефным, будто кто-то сдавил его с двух сторон ладонями.
— Да будь я хоть крабом безмозглым. Всё равно. На ночь я один не останусь.
— Куда ты подевался ночью, когда эта женщина шаталась поблизости? Я нигде тебя не видел.
— Не помню, — буркнул Доминико. — То ли в облаках парил, а то ли был под землёй. Несколько глубже, чем вы, навозные жуки.
Он помолчал и внезапно признался:
— Я мог бы погреть руки в земной магме, если бы был несколько более
