. Его логика, естественно, отличается от моей, изложенной выше. Он исходил из того, что если бы восторжествовала чрезмерная любовь к родным вообще, к ближним, то это породило бы условия для ограбления чужих или даже общественной казны, что в целом нарушало бы устои государства. Поэтому сыновья любовь или вообще узы, связывающие детей с отцом и отца с детьми, должны быть подчинены у человека «любви к отечеству» (там же). Эта любовь должна быть узаконена, поскольку она, по его мнению, не вытекает из самой природы. Если бы любовь вообще (а не только к отечеству) была естественна и обладала как бы «врожденным началом», то не было бы необходимости ни в библейских заповедях, ни вообще в законах.
Он столь же критично относится к описаниям различного рода любви, полагая, что «сюжет их всегда один и тот же: соединение мужчин и женщин» (с.392). Свой негативизм к такового типа любви он обосновывает и тем, что «у занятого народа любви придают мало значения…У праздного народа любовь становится делом, она более постоянна» (с.393). Очевидно, что он имел в виду чисто сексуальные отношения, а не любовь в подлинном смысле. Сексоблудие было главной забавой, делом дворян эпохи Людовиков XV и XVI, что стало одной из причин их полной деградации, против чего выступал Гельвеций и его сомысленники. Ситуация и реакция на нее очень напоминает период развала Римской империи, когда правящий класс ублажал себя сексуальными оргиями. Хочу подчеркнуть: когда в обществе любовь отождествляют с сексом, в перспективе следует ждать разложения и распада государства. Еще более прямо: как только любовь превращается в секс, сексистам наступает конец.
Немецкие философы о любви
В отличие от Франции XVIII века в Германии того же периода, наоборот, любовь прославлялась не только представителями движения «Буря и натиск» (Гете, Шиллер), но даже таким «сухим» философом, как Иммануил Кант. В трактате «Метафизика нравов» он писал: «Любовь есть дело ощущения, а не воления», любовь — удовольствие, страсть. Половое влечение — это также любовь, величайшее чувственное наслаждение. Но это одна сторона любви. Кант не был бы Кантом, если бы этим и ограничился. Он, естественно, переводит ее в область этики. «Однако любовь мы понимаем здесь не как чувство (не эстетически), т. е. не как удовольствие от совершенства других людей, и не как любовь-симпатию (ведь со стороны других не может налагаться обязанность питать чувства); любовь должна мыслиться как максима
