Я направился в сторону ярмарки и шел по периметру за его пределами, в поисках Джорджии. А затем я снова увидел того человека. Дедушку Джорджии. Он стоял возле самого темного входа на арену. Он не звал меня. Они никогда не зовут. Они просто наполняют мою голову своими воспоминаниями. Но на этот раз не было никаких образов. Он просто стоял в отражении жемчужного лунного света. И я направился в его сторону, но вернулся к тому, с чего начал. Он исчез, как только я приблизился, но что-то блеснуло по левую сторону от меня под трибунами, ближе к животным. И вот тогда я нашел Джорджию.
Я рассказала родителям о том, что произошло на конноспортивном фестивале. Я должна была. Также я рассказала им, что думаю, Терренс мог быть тем, кто связал меня. Моисей зашел внутрь вместе со мной и беспокойно стоял у двери, ни с кем не встречаясь глазами, его взгляд был устремлен в пол. Мои родители уговаривали его сесть, но он отказался, и они оставили его в покое, также намеренно игнорируя, как он игнорировал их.
Поздний вечер уже плавно перешел в ночь, пока встревоженные родители задавали бесконечные вопросы, и наконец, позвонили шерифу, который, к счастью, жил на окраине Левана, а не на другой стороне округа.
Мои родители позвонили бабушке Моисея и сообщили, что ему необходимо остаться и рассказать шерифу все, что он видел. Все закончилось тем, что она тут же пришла, врываясь в заднюю дверь так, будто на дворе было десять утра, а не два часа ночи. Она похлопала Моисея по щеке и обняла его, прежде чем двинулась ко мне и заключила в свои объятия. Ее голова достигала мне до плеч, а седые кудряшки щекотали подбородок, но я тут же почувствовала себя в безопасности. И даже лучше. Она села за стол, а я отправилась принять душ, чтобы смыть грязь со своей кожи и волос, пока мы ожидали приезда шерифа. У меня все болело. Я была покрыта синяками, на моих запястьях остались следы от веревки, а на левой щеке была глубокая царапина. Затылок ныл и даже мои губы саднили c той стороны лица, которой меня толкнули на землю. Но самым худшим из всего этого было чувство страха, которое вызывало тошноту и ощущение, что я избежала чего-то действительно ужасного.
Когда я вошла в кухню с полотенцем на голове, одетая в пижаму в горошек, шериф Доусон сидел за кухонным столом. Перед ним стояла открытая банка Пепси и кусок пирога — спасибо маме, неизменной хозяйке. Шериф Доусон был худощав, одет в коричневую униформу, светлые волосы были разделены на пробор и аккуратно зачесаны, ярко-голубые глаза выделялись на загорелом лице, которое говорило о его предпочтении находиться на свежем воздухе. Ему было далеко за тридцать или даже чуть больше сорока, и его недавно переизбрали на должность шерифа. Он нравился людям, а ему нравились лошади. Для жителей нашего округа это было отличной рекомендацией. Не думаю, что он лишится этой работы в ближайшее время. Он с моим отцом обсуждал объездку Лаки, когда я села за стол рядом с миссис Райт. Моисей сидел напротив шерифа, который тотчас начал допрашивать его. Моисей был тихим и сдержанным, и продолжал поглядывать на дверь, будто не мог дождаться момента, чтобы убраться отсюда прочь. Это напомнило мне воскресную школу, и эта мысль почти заставила меня улыбнуться. Беседа продолжалась недолго; Моисей давал самые краткие ответы из всех, что мне когда-либо доводилось слышать.
