Вся обстановка в каждой комнате огромного дома должна оставаться в точности такой, какой я обнаружила её за день до этого. Ничего в этом доме никогда не менялось. И моя работа состояла в том, чтобы удостовериться в этом, а свою работу я выполняла хорошо.
Это приводило меня в ярость. Временами мне хотелось лишь пройтись вдоль столов и посудных шкафов, выставив руку и сшибая все, пока я не создам такой бардак, который уже никто не сумеет привести в порядок.
Но я не могла. Я не смела. Если я потеряю работу, у меня не будет дома, не будет еды. Я окажусь на улице. Поэтому каждую ночь я вращала каждую свечу в доме по замысловатой последовательности, чтобы убедиться, что утром они будут выглядеть так, будто никогда и не горели.
Несмотря на всю эту полировку и смахивание пыли, дом хозяина оставался тихим, холодным. Он застыл столь же глубоко и надёжно, как и покрытый льдом сад, все ещё стиснутый суровой рукой затянувшейся зимы.
Я спустилась вниз по ступенькам, чувствуя медленное тление своего раздражения. Вскоре миссис Пратт поручит мне отполировать пять дюжин наборов серебряных ложек, которыми никогда не пользовались.
Достигнув последней ступени, я едва не наступила на осколок разбитой вазы, которая так и лежала у основания лестницы.
Я позволила ботинку задержаться над хрупким осколком. Боже, я испытывала соблазн, такой сильный соблазн пнуть этот кусочек прямо в гостиную. Или топтать осколки до тех пор, пока они не превратятся в пыль. Тогда, возможно, я сумела бы наконец перестать ходить вокруг них на цыпочках всякий раз, когда поднималась или спускалась по лестнице.
В конце концов, если я разрушу осколки, это лишь причинит мне горе, и я это понимала. Я поставила ногу в сторону и отвернулась от вазы. Тихое звяканье фарфора по полированному деревянному полу нарушило гнетущую тишину дома. Изогнутый осколок разбитой вазы медленно кружился как балерина в грёзах.
— Черт подери!
Дрожащими руками я быстро постаралась разложить осколки так, как они должны лежать. Я всегда слишком небрежна в моменты волнения, но никогда ещё это так не вредило моей работе. Край треугольного осколка порезал мой средний палец, и я выронила кусочек на пол. Я вздрогнула, когда он со звоном ударился о дерево, но к счастью, он не разбился.
Мои глаза защипало от слез, когда я поднесла палец ко рту.
— Боже милостивый, Мег. Что случилось? — голос миссис Пратт прозвучал, как ветка дерева, ломающаяся под тяжёлым весом льда.
