Шмидт был инженер. В России он видел не только перспективный рынок, но и огромное необустроенное пространство, великие силы природы, которые можно и нужно обуздывать. Правда, его собственный технический талант, в отличие от сметки предпринимателя, был, так сказать, конфузливо невелик: он пробовал себя на разных инженерных поприщах, однако прекрасно проектировал только помпы и насосы.
Наверное, Шмидт чувствовал воду, понимал ее характер, и насосные станции, пожарные машины, корабельные трюмные помпы составили его первоначальный капитал. Недруги шутили, что Шмидт качает деньги. А он расширял производство, занялся литьем стали, железными дорогами, получал от военного ведомства заказы на саперное снаряжение для армии. И мечтал подобраться к главному призу – полноценному участию в военных производствах: строить артиллерийские заводы, пороховые и патронные фабрики, заниматься выделкой брони. Но в эту сферу допускали немногих; Шмидту еще только предстояло проложить себе путь туда, потеснив других производителей и поставщиков.
Шмидт – так говорила семейная легенда – некоторое время наблюдал, как Андреас, импровизированный комендант станции, предотвращает катастрофу. А потом, когда пути были очищены, пригласил Андреаса доехать до Москвы в его вагоне.
Инженер встретил инженера, Шмидт – Швердта. А Швердт встретил путешествовавшую вместе с отцом дочь Густава, девятнадцатилетнюю Лизхен (жена Шмидта умерла родами, и он больше не женился).
На этом месте семейное повествование становилось совсем пересахаренным. Кирилл морщился, ему претила сентиментальная встреча на заснеженном полустанке, два поезда, внезапное знакомство, якобы ставшее любовью с первого взгляда. Он морщился – и спрашивал себя: а что, если люди так и жили, так и любили, так и связывали судьбы – будто на слащавой картинке с коробки конфет?
Но чутье подсказывало ему, что он имеет дело с парадной биографией, назидательной сказкой. Возможно, влюбился Андреас. Возможно, Лизхен. Возможно, чувство было взаимным. Но чтобы Густав Шмидт, богач, для дочери которого были открыты самые лучшие партии, выдал единственную наследницу за нищего инженера?
Все выглядело так, что мудрый отец не стал мешать «счастью молодых». Однажды Кирилл, размышляя, подумал, что эта история пахнет так же чисто и неинтересно, как мешочек с лавандой, положенный в шкаф с постельным бельем старой девы. И вдруг слово «лаванда» вытащило за собой, словно за ниточку, другие слова, древние, ветхие: «У
