Кирилл изначально не думал посвящать Моряка в детали своего исследования, да и судьба Андреаса представлялась ему вторичной по сравнению с Бальтазаром. Но сейчас его охватил азарт; он чувствовал, что откроется какая-то важная деталь.
– Я пишу книгу об одном немецком семействе, – сказал Кирилл. – Меня интересует мичман Андреас Швердт, шлюп «Грозящий». Он погиб на Маркизовых островах. В смысле Андреас, а не шлюп, – вдруг сбился, пустился в объяснения Кирилл.
– Знаменитый случай, – сказал Моряк. – Ну, для нас, для флотских. Но не описанный.
– Не расскажете? – спросил Кирилл, уже зная, что ответит Моряк.
– С удовольствием, с удовольствием, коллега, – казалось, Моряк сейчас попросит подождать, пока он раскурит трубку, и Кирилл услышит в телефоне стук деревянной ноги по паркету или потешное занудство говорящего попугая.
– Редчайший случай был. Мы все-таки не англичане, не французы, они в тех краях гораздо больше плавали, – начал Моряк. – У них такое случалось, и не раз. Но в Российском императорском флоте случай экстра-орди-нар-ный. Экстра-орди-нар-ный! – Моряк произнес это слово и назидательно, и восторженно. – Первый и единственный. Чтобы офицер Российского императорского флота…
– Что с ним произошло? – спросил Кирилл, которого начала раздражать манера собеседника повторяться и целиком произносить название флота.
– Его съели, – ответил Моряк. – Его съели.
Кирилл вздрогнул, словно Моряк говорил сейчас о ком-то родном ему, близком, а не о неведомом, чужом Андреасе. Жуткое слово «съели», пахнущее трупной гарью, окатывающее холодом ленинградской блокады, скребущим под лавкой смертным голодом тридцатых; съели – и где душа, есть ли она на том свете, ждет ли ее воскрешение?
В голове почему-то родился образ маленького корабля, искалеченного штормом, носимого ветрами по просторам Тихого океана. Припасы закончились, нет воды, и люди-мумии, ворочаясь, ползают по палубе, точат друг на друга ножи; не матросы, не офицеры – те, кто выживут, и те, кто нет…
– Понимаю. Впечатляет, – тихо сказал Моряк. – Понимаю. Государь император, прочитав рапорт командира корабля, повелел сие дело огласке не предавать, дабы не допустить никоим образом урона чести моряцкой, – он, кажется, цитировал резолюцию монарха. – Бумаги убрали в архив, команду распределили по другим судам.
Свои, точно, свои сожрали, подумал Кирилл, и ужас заполнил его сердце. Андреас, Андреас, барашек жертвенный, мальчик милый, посланный на смерть властолюбивой родней! Это родня тебя
