Помещение оказалось просторнее, чем ожидала Элиот, оно размещалось вдоль правого борта корабля. В нем имелся стандартный набор удобств для продолжительного путешествия во времени — душ, уборная, туалетный столик, водопроводная система замкнутого цикла. Зеркало соответствовало описанию Имоджен и подчеркивало все дефекты. Кто мог подумать, что на коже столько пор? Ожоги оказались не так страшны, как она думала, и уже окрасились в пастельные тона. От левой брови почти ничего не осталось.
Первым делом она смыла макияж, а потом, пока не видела Имоджен, вытащила карандаш для бровей. То был реликт со стершейся от долгого употребления надписью. Иногда, занимаясь макияжем, Элиот придумывала своему карандашу новые названия: «Черный, как души моих врагов», «Маркер вдовы», «Черный юмор», «Оружие ночи».
Пальцы двигались, подчиняясь мускульной памяти. Взмах, штрих — пустота заполнена. Имоджен зачарованно наблюдала, как Элиот чертит изогнутые линии по надбровным дугам.
— Ты всегда рисуешь одно и то же?
— Более-менее.
— И никогда не вкладывала в них никакого послания? Что-то незаметное, действующее на подсознание?
— Я… никогда об этом не думала, — призналась Элиот. — А что бы ты написала?
— «Эй, привет». Или «печенье, пожалуйста». Честно говоря, в зависимости от дня. Кстати… — Имоджен подняла огромную коробку с мелками для волос, уложенными по цветам радуги — грунтовочными, светящимися, отливающими металлом, просто белыми. Некоторыми она пользовалась чаще, чем другими, и от них почти ничего не осталось. — Как думаешь, какой цвет мне выбрать? Тейлор розовый? Календулу? Серебряную мечту?
Элиот не удержалась и про себя дала оттенкам другие названия: «Сказочная ярость», «Ушная сера» и «Новые роботы-повелители».
— Ты меняешь цвет волос каждый день? Не слишком много времени занимает?
— Я люблю краски, а краски любят меня, — ответила Имоджен. — Все лучше, чем надоевшие светлые.
— У меня были светлые волосы, пока не выпали. — Одно из немногих воспоминаний, от которых Элиот действительно хотелось избавиться. Она стоит босоногая в ванне, сжимая в пальцах клок золотистых волос. Отдельно от головы они смотрелись так дико и так безобразно; бросив их, Элиот пронзительно закричала, призывая на помощь мать.
Рука у нее дрогнула, и левая бровь получилась карикатурной.
— А, шазм, — осевшим голосом пробормотала Имоджен. — Прости, Элиот. Я не подумала. Мне и в голову не пришло…
— Не пойми меня неправильно. Мне тоже нравятся твои краски. — Элиот положила карандаш и полотенцем стерла неправильную бровь. — Мир становится мрачен. Когда рядом что-то яркое, это помогает.
