. После прихода к власти Гесс, которого в кругах НСДАП считали «человеком не от мира сего», занял пост «заместителя фюрера», который, впрочем, ничего не означал. Да и Гитлер не питал по поводу Гесса никаких иллюзий. Однажды он сказал: «Если со мной что-то произойдет, не знаю, кого мне больше будет жаль — Гесса или партию». Он не скрывал своего отношения к сентиментальному заместителю. Когда Англия в 1939 году объявила войну Германии, отвергнув все предложения фюрера о перемирии, в голове Гесса созрел рискованный план, как завоевать расположение Гитлера. В мае 1941 года, в самый разгар наступления вермахта на Советский Союз, Гесс совершил безрассудный полет в Шотландию, где (как он позднее подчеркивал) не по поручению, но «сообразно духу фюрера» он должен был договориться о перемирии между Англией и Германией. Обделенный вниманием «заместитель» хотел вернуться с подписанным договором в кармане и получить благодарность Гитлера. Черчилль инсценировал переговоры с участием представителей английской «Партии мира» и использовал Гесса, чтобы шантажировать Сталина
13. «Подлый Альбион» интернировал Гесса до конца Второй мировой войны, а потом передал его в Международный военный трибунал в Нюрнберге, который приговорил «заместителя фюрера» к пожизненному заключению. В конце концов, оставшись единственным заключенным тюрьмы в Шпандау, Гесс сохранил верность своему «трибуну» и национал-социализму. До самой смерти — в 1987 году Гесс покончил самоубийством — он считал действия Международного военного трибунала противозаконными. В течение всей жизни он не терпел ни малейшей критики, направленной против фюрера.
Отец Эрнста Ганфштенгля был богатым торговцем произведениями искусства, вел дела на международном уровне и обладал значительным влиянием в кругах людей культуры и искусства. По собственным заявлениям Ганфштенгля, встреча с Гитлером в ноябре 1922 года изменила всю его жизнь: «Глядите, сейчас начнется! — прошептал мой сосед. …Выпрямившись, Гитлер размеренным шагом прошел к трибуне… Я сидел от него на расстоянии меньше… шести метров и в мельчайших деталях видел все его жесты и мимику. Сияние его голубых глаз… Стряхнув опутавшие меня чары, я взглянул в зал и с изумлением заметил, как он изменился. Из тусклой, разобщенной массы, сквозь которую мне пришлось проталкиваться всего час назад, вдруг возникла сплоченная община. Люди слушали, затаив дыхание, уже давно забыв прихлебывать пиво, и вместо этого впитывали драгоценные капли слов оратора… Собственно говоря, …по окончании его речи я стал хлопать так же воодушевленно, как и слушатели в зале, столпившиеся возле подиума»
