— Я бы, наверно, прорыдала всю дорогу, — сказала она мне ночью, когда мы лежали у нее в комнате. — То есть я в любом случае буду рыдать, но ты хотя бы этого не увидишь.
Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Главная проблема отрицания в том, что правда все равно приходит, а ты к ней не готов.
Мы открыли ее ноутбук. Посмотрели маршруты от Лос-Анджелеса до округа Датчесс в Нью-Йорке. Сорок часов на машине. Мы решили, что сорок часов — не так уж и много, мы-то думали, что будет больше. Мы можем встретиться в Небраске — всего лишь в двадцати часах езды от каждой из нас. Мы сказали: делов-то. Но почему-то не могли посмотреть друг другу в глаза.
Посреди ночи Мейбл прошептала:
— Мы не встретимся в Небраске, так ведь?
— У нас даже машин нет, — покачав головой, ответила я.
— У нас трижды будут каникулы, — сказала она. — Когда мы обе приедем домой.
— Все говорят «четыре года», но ведь на самом деле мы пробудем там всего несколько месяцев, а потом еще несколько — дома.
Она кивнула. Провела пальцами по моему лицу.
Утро наступило слишком быстро. Яркий свет, грохот с кухни. Я знала, что не смогу проглотить ни кусочка, поэтому быстро оделась и ушла еще до завтрака. Я ехала домой на автобусе и слушала по кругу одну и ту же душераздирающую песню, потому что тем летом грусть все еще казалась прекрасной.
Наше время выходит, а я к этому не готова. Я вновь ощущаю пустоту общежития и постепенно начинаю осознавать, что на Рождество ничего не изменится, что здание останется таким как прежде, только опустеет еще на одного человека. Здесь не потеплеет, не замерцают гирлянды, не запахнет хвоей. Не будет песенок Дедули. Куда, интересно, подевались наши игрушки? Ангелок-колокольчик. Раскрашенная лошадка, маленькое деревце, блестящая буква М.
Полдень, час дня. Я постоянно проверяю телефон, потому что не хочу, чтобы время незаметно ускользнуло.
Всего два часа, а я уже вымотала себя и не могу отделаться от мысли, что все опять заканчивается; только в этот раз еще тяжелее, ведь я знаю, что ждет меня потом.
Пол третьего.
А мне еще столько надо ей рассказать.
Она больше не спрашивает про Дедулю. И с прошлой ночи не упоминала Голубку. Мне известно это чувство, когда не желаешь знать всю правду; но в то же время я уверена, начни я говорить, и она меня выслушает. Наверно, мы обе неосознанно разыгрываем какую-то игру и ждем друг от друга первого хода.
Уже три часа, а я так ничего и не сказала. Но в конце концов я начинаю. Я заставляю себя начать.
