Другой способ — попытаться изложить фундаментальную проблему через жизнь связанного с нею ученого. Кстати, в связи с «Кодом жизни» у нас было довольно много трудностей — объяснять генетические законы впрямую очень сложно. Мы включали фундаментальные понятия дозировано — через биографии исследователей.
— Вы могли бы привести примеры бесспорных успехов в области телепросветительства? Не только на Западе, но и у нас. Чей опыт для вас важен — настолько, что его и перенимать стоит?
— Самый важный опыт, проверенный в нашей работе, — это большие циклы, «блокбастеры». В этом жанре мы делали «Код жизни» и «Братство бомбы».
На Западе такое делается давно. Например, английский физик Джейкоб Брановски сделал цикл фильмов «The ascent of man» — «Восхождение человека» — необычайно интересная и здорово сделанная серия. В сущности, там была выражена личная точка зрения этого ученого (так и было подписано: «personal view») на историю познания, открытия человечеством закономерностей, по которым оно живет. Карл Саган сделал цикл «Космос» — тоже необычайно сильная штука об истории космоса. Особых открытий там, казалось бы, не было — он добросовестно, поэтапно пересказывал, как происходило открытие звезд, туманностей, планет Солнечной и других систем. Но это делалось на очень хорошем кинематографическом языке, было много постановочных эпизодов, компьютерной графики, — получилось красивое, увлекательное зрелище. Такие большие мировоззренческие сериалы — очень полезная вещь, потому что процент зрителей у них гораздо выше, чем у рядовой научно-просветительской продукции. Я вообще считаю, что это — направление, в котором, видимо, будет дальше развиваться просветительство.
Прежде всего этот опыт показал, что есть определенная человеческая тяга поменять привычное телезрелище на что-то, требующее приложения ума. Но главное — в мере подробности. Раньше по той же бомбе, по атомным исследованиям в разных странах было сделано много фильмов, но все они ограничивались пересказом событий. Было, в общем, совершенно не важно, что за люди этим занимались, что это для них значило, за исключением перипетий шпионского свойства. В принципе такой подход близок к тому, что происходит в науке. Науке ведь не важно, кто именно сделал открытие, — важно, что оно существует. Это нам, людям, надо знать, кто и, главное, как и почему это сделал. Психология научного творчества и вообще жизнь людей в науке — это ведь очень интересно.
