Норма валилась набок, запрокидываясь, натягивая поводья, правая рука её цеплялась за гриву коня. Капитан едва успел подхватить её, иначе она бы упала. Мертвея от ужаса, понимая, что случилось самое страшное, он хрипло вскричал:
– Умоляю, скажи, что с тобой? Господи, не молчи!.. Скажи же хоть слово!
Но Норма молчала, и только с каждой минутой всё больше наваливалась на руку капитана. Так они скакали бок о бок следом за первыми всадниками, пока те не спустились в лощину. Тут Стамп резко натянул поводья, и за ним, как по команде, остановились остальные.
Доктор спрыгнул с коня и бросился к капитану, чтобы помочь ему снять Норму с седла. Голова девушки висела у капитана на плече безвольно, как подрубленная. Он слышал её свистящее дыхание и чувствовал, как тёплая кровь из её рта, булькая в горле, льётся к нему на грудь. Вдвоём с доктором они положили Норму на траву. Платон подал доктору его сумку и тут же начал разводить огонь, отыскав сучья. Боб Стамп быстро и молча ему помогал, бросая кругом настороженные взгляды.
Доктор рывком вывалил содержимое сумки на землю, нашёл перевязочный материал. Капитан приподнял девушку, срывая с неё жюстокор. Доктор почти ощупью отыскал рану: у Нормы была раздроблена левая лопатка и правая ключица, через которую наискось вышла пуля. Он стал перевязывать рану, пытаясь унять кровь, но бинт и корпия намокали, быстро чернея, и расползались у него в руках. Мистер Трелони снял с себя рубашку и, скомкав, протянул доктору…
****
Норма умерла на руках капитана перед рассветом, в сознание она так и не пришла.
– Она умерла, – сказал доктор, вставая с колен: всё это время он сидел рядом капитаном, который держал Норму в объятиях.
– Нет!.. Ты ничего не понимаешь! Посмотри! Посмотри ещё! – крикнул капитан, поднимая к нему искажённое, страшное лицо, залитое слезами.
– Дэниэл, она умерла! – закричал доктор, кулаки его были стиснуты. – Я ничего не могу сделать! Всё кончено…
Последние слова доктор прорычал сквозь зубы. Он стал вытирать свои руки, красные и липкие от крови, о листья кустарника. Он рвал с озлоблением эти несчастные листья и тёр ими руки, потом отбрасывал в сторону, снова рвал, снова тёр и не мог остановиться. Мистер Трелони и Боб Стамп угрюмо молчали. Платон упал на колени и закрыл лицо руками.
Затеплился рассвет. Где-то наверху пискнула первая птица, ей другим голосом ответила вторая. И скоро птицы загомонили вовсю: им не было никакого дела до того, что случилось внизу у этих людей, сидящих на земле.
