— Да о чем ты говоришь, брат, — сказал Резо. — Мы уже не первое десятилетие прохавали, что есть государство и правительство.
— Ну, в таком случае, братва, коль выпал в нашей битве достойный куш, мы должны достойно его и направить на нашенские дела. Улучшим жизнь арестантам. Закупим медикаментов, питание, телевизоров там всяких, книжек разных, одежды теплой…
— Церкви да часовни не мешает построить, — вставил Дато Сухумский.
— Да это святое. На это денег жалеть негоже.
Все присутствующие воры дружно одобрили предложение Беса.
— Паша, уважение тебе и поклон, — улыбнулся Эдик Кирпич. — У тебя хоть и погоняло такое антихристианское, но сам ты человек праведный и православную веру поддерживаешь. Спасибо тебе, брат.
— Да ладно, что уж тут. Зачем уж мне спасибо, — засмущался старый вор. — А кликуху Бес мне еще по малолетке приклеили, когда карманы больно шустро шманал, — «законник» улыбнулся, вспомнив свои юные годы.
— Братва, но мы не упомянули о главном, — произнес Реваз. — Львиную долю всей делюги отработал Феликс Чикаго со своей братвой. Ему мы по большому счету обязаны в успехе этого дела. А где же он сам? Почему не присутствует на сходняке?
— Вы не обессудьте, воры, — произнес Дато Сухумский. — Чикаго поехал на далекую зону близких проведать, но всем вам велел кланяться. А насчет того, что он нам помог… Да чистоганом только ему мы и обязаны нашим успехом. Если бы не Чикаго со своими парнями…
— Да, — подхватил Эдик Кирпич. — Думаю, ему и его братве надо долю достойную выделить. Давайте, братья воры, не пожадничаем и выделим Феликсу… Ну, скажем, два миллиона баксов!
— А почему два? — посмотрел на окружающих Паша Бес. — Не два, а три. Без него мы вообще капусты не увидели бы. Я думаю, братья мои, по этому вопросу возражений нет?
— Нет, нет, о чем ты говоришь, братуха? Три, так три, — одобрили присутствующие «законники».
Вот так за несколько минут Феликс и его парни стали весьма богаты. Такова судьба — каждому воздается по заслугам.
Начало декабря в далекой тайге было ознаменовано обильным снегопадом. Мохнатые ели сгибались под тяжестью снеговых шапок. Морозный воздух покалывал нос при дыхании, чувствовались его хвойная чистота и свежесть.
Небольшие стекла избушки священника заледенели, и затейливыми узорами мороз разрисовал их в стиле чудной зимней сказки. В старинной русской печи потрескивали поленья, а за массивным добротным столом с начищенным до блеска медным самоваром, попивая душистый чай, вели беседу Феликс и отец Григорий.
