Ничего не думал, не боялся Колька, только держался крепче, да поводьями дергал, когда хотела кобыла свернуть куда-нибудь.
Никогда, казалось, не кончится эта дорога под жгучим солнцем, под пение ласковых, коварных пчелок.
Рубаха прилипла к телу, взмылилась белой пеной кобыла.
Когда Колька, пригибаясь к ее шее, заглядывал ей в глаза, встречал ее взгляд тревожный, умный, будто человеческий.
Вдруг потемнело, сырой прохладой пахнуло. Кричал что-то весело Мотька.
Доскакали до леса, ехали по узкой лесной тропке, миновала опасность, замолкли пчелки, лошадей пустили шагом, сами выпрямились, болела спина и ноги ныли, но так радостно, так счастливо билось сердце.
— Стой, — сердитый шепот из куста раздался.
Лезет из-за коряги кто-то лохматый грязный — леший или медведь.
— Да это мальчишки свои, товарищи, провиант привезли.
Со всех сторон из-под кустов и коряг полезли взлохмаченные, грязные, но улыбающиеся — и вот уже Колька узнает из своей третьей роты и Павла и Терентия-зайца.
Сняли ребят с коней, мешки стащили, с жадностью накинулись на хлеб, хвалили Мотьку и Кольку.
— Молодцы, выручили, а то хоть помирай. Ляхи проклятые ни туда, ни сюда не пускают.
Подошел и дядя Вас; борода будто гуще и шершавее стала, хмурится, ворчит — зачем ребятишек сюда пустили, а потом улыбнулся вдруг и головой покачал.
Коней привязали к дереву, теперь до ночи надо ждать, в темноте легче по полю проехать.
— А ты сам, поди, тоже есть хочешь— дядя Вас отломил по ломтю Кольке и Мотьке.
Никогда еще такого вкусного хлеба не ели, и вода ржавая, болотная, лучше всякого кваса.
Красноармейцы поели хлеба и повеселели, на Мотьку и Кольку смотрят все ласково.
Потом полезли опять к окопам. Ребята за ними. Трудно пробираться между колючим кустарником, пней и коряг.
Вспомнил Колька книжку про индейцев. и гордой радостью забилось сердце.
Ведь теперь уже не в книжке, а по-настоящему.
На опушке леса канавы длинные, глубокие — это и есть окопы.
Залезли, оглядываются ребята с любопытством, все им веселой игрой кажется. Выглядывать только из канавы не велят, вот это скучно.
Опять изредка прожужжит пчелка, но здесь в глубокой канаве не достанет. С нашей стороны тоже затрещали будто из пугачей, дробно и весело.
Прошипело что-то и с треском ухнуло где-то сбоку в лесу— вот это страшно, сама голова книзу склонилась.
Но в общем тихо. Красноармейцы крутят козьи ножки, пересмеиваются, только говорят шепотом, а то бы и не узнать что на позиции.
Колька и Мотька полезли по окопам — интересно все рассмотреть.
