Однажды, оставив еду на крыльце Равичей, незадолго до Рождества, которое предстояло праздновать без Лароуза, она не смогла уехать. Эммалайн вылезла из пикапа и пошла обратно к их дому. Может, поговорить с Нолой? Попросить разрешения хоть мельком взглянуть на сына? Она постучала, но сестра не ответила. Эммалайн постучала громче, потом так сильно, что стало больно костяшкам пальцев. Она знала, что Нола где-то в доме с ее ребенком и делает вид, что не слышит стука.
Лароуз услышал голос матери и узнал запах супа, который ему было не суждено попробовать. Нола продолжала читать книгу «Там, где живут чудовища»[50], пока стук в дверь не утих. Ее голос звучал хрипло и тонко.
— И все равно было жарко, — закончила Нола и закрыла книгу. — Хочешь, я прочту ее снова?
— Ладно, — произнес Лароуз едва слышно. Волна неясной грусти накрыла его. Он закрыл глаза и уснул.
— Интересно, существует ли ген стервозности? — задала вопрос Эммалайн, входя в свой дом после стояния на улице перед запертой дверью Равичей.
Сноу взглянула на Джозетт, и та произнесла:
— Неужели я слышу это от моей матери?
— Потому что если он существует, — продолжила Эммалайн, — моя сестра получила его от своей матери, которая была первостатейной стервой.
Девочки хмуро уставились на Эммалайн, отказываясь поверить, что их мать заговорила таким языком.
— Ее звали Марна. Она убила мужа и вышла сухой из воды. Конечно, он был основателем какого-то культа.
— Ничего себе.
Девочки протестующе замахали руками.
— Это бред, мама, — заявила Джозетт.
— Однако это правда, — возразила Эммалайн.
— Хорошо, мама, — энергично закивали Джозетт и Сноу, — но позволь тебе напомнить, что сказанное касается нашего деда.
— Ты, мама, говоришь слишком странные вещи. Я имею в виду, быть стервой — это одно, а убийство мужа уже не лезет ни в какие ворота. Ты что-то завираешься.
— Значит, вы не хотите слушать правду. Тогда чего вы хотите? — спросила Эммалайн.
— Мы хотим, чтобы наша жизнь стала нормальной, вот так, — изрекла Джозетт.
— Чтобы в ней ничего не случалось, кроме хороших вещей, — добавила Сноу.
— Мелодрама? Это отвлекает.
— Опять словарное слово! Дай пять!
Девочки хлопнули ладонью в ладонь.
— Хорошо, — проговорила Эммалайн. — Я вам уступаю.
* * *
Маккиннон заговорил с девушкой на ее языке, но она спрятала от него грязное лицо.
— Все, что я делал, — это спросил, как ее зовут, — сказал хозяин фактории, разводя руками. — Она отказывается назвать имя. Дай ей немного поработать, Робертс. Не хочу видеть, как она сидит там в углу.
