Эммалайн внимательно посмотрела на него.
— Вы уверены?
— Уверен, — отозвался он, а потом не сумел с собой справиться. — Ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не сможет разлучить вас[29].
Эммалайн посмотрела на него, будто он сошел с ума.
— Это цитата из Библии.
Он посмотрел под ноги, на дорожку. Цитировать «Послание к римлянам», как напыщенный осел…
— Лароуз — ребенок, — сказала она, и ее голодные глаза затуманились. — Дети забывают тебя, если ты не находишься с ними каждый день.
Никто тебя не сможет забыть, подумал отец Трэвис. Бездумно высказанная мысль расстроила его, и он заставил себя постараться говорить разумно.
— Послушайте, вы можете получить Лароуза в любое время. Просто скажите, что хотите его вернуть. Питер и Нола должны послушать. А если нет, можно пойти в социальную службу. Ребенок должен быть с матерью.
— Социальная служба, — протянула она. — Гм. Вы когда-нибудь слышали о законе «омерты»[30]?
Отец Трэвис неожиданно рассмеялся.
— А кроме того, я и есть социальная служба. Кризисная школа — это она и есть. Выходит, мне придется пойти к самой себе.
— Что в этом плохого? — спросил отец Трэвис.
Когда он это произнес, она покачала головой и отвела глаза.
— Вы хотите сказать, я не ожидала последствий? Не знала, как это будет сложно? Думаете, я не могу понять, почему мне невмоготу, когда за тем, что мы сделали, стоят история, традиции и все остальное?
Она коснулась лица, как будто желая с него что-то стереть.
— Да, я была в разладе с собой. А кроме того, есть Нола. Она, кажется, все время злится на Мэгги. Что, если она станет обходиться с Лароузом так же?
Отец Трэвис молчал. Из исповедей он знал о вспыльчивости Нолы.
Когда они шли обратно к машине Эммалайн, какое-то необычное чувство помешало ему произнести дежурную сентенцию, чтобы завершить разговор. Он ничего не стал говорить, боясь нарушить ту откровенность, с которой она с ним общалась. Эммалайн села в машину. Затем она откинула капюшон, опустила стекло и посмотрела прямо в лицо священнику. Тоска матери по сыну была настолько очевидной, что отец Трэвис ощутил в душе ее отголосок. Он закрыл глаза.
Когда он это сделал, Эммалайн увидела в нем обыкновенного человека с обветренным лицом и потрескавшимися губами.
Она отвела взгляд и завела машину. Ее трагические мысли улетучились, едва она отъехала, и Эммалайн вспомнила, как смеялась до слез, когда Джозетт и Сноу обсуждали отца Трэвиса.
