Шейн поднял свой стакан:
— Интересно, что с ним, — и, немного помолчав, спросил: — Ты видела его после возвращения из-за границы?
— Нет. Он уехал из города и никогда не писал мне, Микаэль, — произнесла она словно сквозь сон.
— Чему тут удивляться, — сердито отозвался Шейн. — Ланс не из тех, кто приползает на коленях после того, как ему врезали по зубам.
— Я знаю. — Верхняя губа у нее чуть задрожала, и в глазах сверкнул прежний огонь, который Шейн видел много лет назад. — Я возненавидела сама себя за то, что сделал со мной папа. Но ведь я была молода, Микаэль. Для меня он всегда был богом. Мать у меня испанка, ты же знаешь. Она научила меня, что женщине следует уступать.
Шейн оставил без внимания жалобные нотки в ее голосе и нетерпеливо спросил:
— Ты знаешь, где был Ланс, чем занимался?
— Слышала, будто он уехал в Китай, а потом в Германию. Как-то мне звонил Нил Кокрейн и сказал, что слышал по коротковолновой программе пропагандистскую передачу Ланса из Берлина. Я не поверила, но позже он прислал мне вырезку из газеты, где Ланс упоминался среди американских журналистов, перекинувшихся к Гитлеру.
Шейн мрачно уставился в свой стакан и молча слушал. Кармеле, видать, надо было выговориться. Уж слишком много чего накопилось за эти годы.
— А сейчас Ланс вернулся в Эль-Пасо, — продолжала она грустно. — Он постарел, и вид у него отчаявшегося неудачника. Я думала, ты виделся с ним, что ты из-за этого и приехал.
Шейн взъерошил свою рыжую шевелюру и не без сарказма заметил:
— Если ты читала «Фри пресс», то должна знать, что я приехал помочь твоему отцу занять кресло мэра.
— Он совсем другого мнения. — Впервые с момента, когда Шейн ворвался в номер, в голосе Кармелы послышались веселые нотки. — Слышал бы ты, как он рвал и метал после твоего ухода.
— После того как я настоял на вскрытии, показавшем, что солдата убили, — пробурчал Шейн, — он должен быть благодарен мне.
— Он же понимает, что никто не поверит вскрытию. Для него лучше взять вину на себя, чтоб все поскорей об этом забыли.
— Но он был бы лучшим мэром, чем Джон Картер.
— Надеюсь, он проиграет, — с горячностью возразила Кармела. — Он привык, что все всегда по нему. Что он избранник судьбы. Никто в течение этих десяти лет никогда не оказывал ему серьезного сопротивления. Ты просто не знаешь, какой он жестокий и надменный.
Шейн потянулся за бутылкой и протянул ей. Кармела замолчала и кивнула, затем нагнулась и, подняв с пола упавший стакан, протянула его Шейну. Тот плеснул ей коньяку на четверть. Кармела одним глотком выпила половину, словно воду.
