Полещук регулировал, подтачивал стальную пластину, чей трепет и придавал звуку это многоголосое пение.
Машинисты любят музыку паровозных гудков.
Но ни у одного водителя, даже самого мощного паровоза, не было такого гудка, какой сделал для своей будущей машины Полещук.
Но он вовсе не собирался внушать себе мужество великолепным голосом гудка.
Он сделал этот гудок просто для того, чтобы на его паровозе стоял хороший гудок, а не сипатая трубка.
На экзаменах Полещук, ослабев от волнения, шепотом давал ответы. И ответы его были неважные. Если бы не письменная работа и практические поездки, Полещук провалился бы.
Седой машинист, стриженный ежиком, с угловатым, сердитым лицом, испытав Полещука в поездке, сказал:
— Характер у тебя ко всему хлипкий, а машина строгость любит, повелительность. Не быть тебе машинистом.
Полещук, виновато улыбаясь, расслабленными, дрожащими руками одергивая на себе пиджак, жалобно попросил:
— Мне хоть какой-нибудь паровозик, старенький…
— Пассажиром — это можно, — коротко бросил машинист и, не желая больше разговаривать, вынув из кармана паклю, стал ею протирать и охорашивать и без того сияющие ручки кранов и управления.
Полещук получил все-таки аттестат и три путевки на выбор.
Первая путевка — паровой кран на карьере каменоломни. Вторая — водить кукушку на строящейся ветке. И третья — в транспортный отдел доменного цеха, развозить ковши с чугуном и шлаком.
Полещук выбрал третью путевку.
Но не сразу он пришел к этому решению. Вернуться в свой родной цех, но не доменщиком, а машинистом. Какими глазами он будет глядеть на своих товарищей? Где найдутся слова для оправдания?
Но не было у него сил окончательно отрешиться от завода. И главная тайная мысль была у него — увидеть Илью, своего бывшего подручного, который должен вернуться со дня на день на завод инженером. С ним, с Ильей, у Полещука была душевная дружба, и он хотел рассказать обо всем Илье и попросить совета.
Грязный паровозик стал на запасных путях с пустыми ковшами. Афанасий Терещенко дремал на круглом сиденье, ссутулясь, положив сложенные ладони меж колен. Плохо пригнанная арматура парила. В котле урчало и всхлюпывало. К подножке пристыли ноздреватые лепешки шлака.
Терещенко презирал эту работу. С машиной обращался грубо. Придя домой, старался не думать о ней.
Раньше он водил пассажирские составы. Однажды он пролетел красный сигнал автоблокировки. Медицинская экспертиза установила, что он дальтоник. Он не понимал, что это значит. Ему показали красный, потом синий круг — он не мог различить их. Раздражаясь, он кричал, что на него просто имеет зуб начальство. Потом он расплакался и стал умолять излечить его.
