А проучившись год в университете и перебравшись кое-как на второй курс, я и сам, осенью тысяча девятьсот сорокового, был призван в армию.
Так мы надолго расстались с няней, но помощь ее я и в армии — даже там! — ощущал на каждом шагу.
Как выяснилось вскоре, няня исподволь и, конечно, совершенно об этом не думая, подготовила меня к простоте и внешней грубоватости армейских отношений: в отличие от более субтильных товарищей по казарме, я преодолевал сопротивление необычной среды сравнительно легко.
А разве не няня научила меня тому, что за самую неприятную работу, которой не видно конца, надо браться смело и весело? Не так уж все невыполнимо, как это может показаться с первого взгляда…
— Начать да кончить! — приговаривала, бывало, няня, приступая к уборке огромной коммунальной квартиры на Невском, один коридор которой тянулся метров на двадцать пять.
— Начать да кончить… — утешал себя и я, усаживаясь с тремя другими красноармейцами вокруг ванны, полной картофеля; чистить картошку для всего полка мы, проштрафившиеся в этот день, должны были после отбоя, за счет своего сна, а ванна, стоявшая почему-то посреди кухни, была такая, что в ней мог бы лежать вытянувшись петровский гренадер.
Помните, как весело смеялась няня во время катанья в харьковском лимузине и как во мне зародилась надежда на то, что и с чужими людьми можно подружиться, что это не так уж и трудно?
Так вот, после призыва я оказался в окружении целого моря моих однокашников-новобранцев, а после начала войны незнакомцы постоянно встречались десятками, сотнями, и быстро сойтись с ними нередко означало завоевать друга, готового не только рискнуть ради тебя жизнью, но и поверить тебе настолько, чтобы в критический момент мгновенно выполнить твое приказание.
И в этой вот обстановке, когда дело ежедневно шло о жизни и смерти, во мне воскресла, через много лет, нянина уверенность в том, что доброта всегда найдет отклик у человека. Не у врага — у человека. Да и не воскресала она, собственно, просто я все школьные годы ни над чем таким не задумывался — наши моральные категории были четче, однозначнее, злободневнее.
А ведь няня ничего не пыталась внушить мне специально: она передавала мне свое мироощущение мимоходом, своей повадкой, своим примером, с небрежной щедростью бесконечно богатого человека, не задумываясь, скорее всего, над тем, будет ли воспринято мною ее поведение, будет ли усвоен поданный ею пример, и если будет, то — как.
