Чему тут удивляться? Весь «корейский период» своей жизни Маша была исключением. Этаким голубоглазым эксклюзивом.
Меня порой это даже пугало — не зазнается ли мой ребенок? Не привьется ли в ней расистский комплекс превосходства «белокурой бестии»? Почести и всеобщие восторги и взрослого-то, закаленного человека могут испортить. Но этого, слава Богу, не произошло. Маша ведь, со своей стороны, тоже составляла мнение об окружающем мире. И мнение это было вполне положительным. Недаром своим барби она перекрашивала глаза в черный цвет. Сейчас моя дочка пропагандирует Корею среди австралийских школьников. «Какая у тебя красивая кофточка, Маша!
Где тебе ее купили?» — «В Корее, конечно. Там, знаешь, какие вещи умеют делать!»
Вообще-то в Корее любой малыш — эксклюзивный. Корейцы обожают маленьких детей — как своих, так и чужих. Хотя многие корейские способы выражения симпатии к ребенку для меня, как и для других иностранных родителей, были непривычны. В парках, кинотеатрах, метро и автобусах Кореи к лицу Маши тянулся десяток рук — похлопать по щечке, а зачастую — по двум одновременно (рук, естественно, заблаговременно никто не мыл).
Все мои устные протесты и пламенные воззвания на эту гигиеническую тему, даже выступления в печати (опубликовала специально статью в корейском журнале «Сэмтхо») успеха не имели. Корейцы искренне удивлялись: «А что я такого сделал(а)? Я же говорю — красивая у вас девочка!» Моя дочка на первых порах входила в автобус, загораживая лицо локтями. Затем выучила фразу по-корейски: «Не трогайте меня за лицо!» Помогало, но не всегда. Иногда вызывало взрыв умиления: «Умница какая! Она и по-корейски может!» — и новые ласки.
Особое внимание уделяли Маше вахтеры в нашем общежитии для иностранцев, где дочка была практически единственным ребенком, да к тому же таким экзотическим — беловолосым, голубоглазым. Выпустить ее гулять перед обедом на улицу было невозможно — кто-нибудь обязательно совал ей или мороженое, или шоколадку. Когда однажды Машина любимая игрушка упала за батарею в коридоре и рукой ее было никак не достать, вокруг злосчастной батареи сгрудились все солидные аджосси{1 Аджосси – кор. «дядюшка». Обращение к женатому мужчине средних лет} общежития: одни утешали моего ревущего ребенка, другие тащили палки и швабры и совещались, как лучше достать упавшего ВинниПуха. Через полчаса совместных усилий игрушка была вручена счастливой хозяйке. И еще вспоминаю, как однажды зимой в Сеуле выпал снег — событие нечастое, огорчительное для водителей, но радостное для ребятни. Дочка, истосковавшаяся по родной стихии, с восторгом выбежала на улицу — и куда-то пропала. Я заволновалась и пошла ее искать. Нашла в комнате вахтера — самого сурового и неразговорчивого из всех. Маша послушно ела грушу и смотрела мультики по телевизору, а ее сапожки сушились у обогревателя. Вахтер смотрел на меня с глубоким осуждением, как на мать-кукушку. «Он не дал мне побегать по двору, — пожаловалась Маша. — Увидел, что я в снегу валяюсь, и к себе загнал — греться».
