Керен Уилсон вспоминает слова одной из своих коллег: “Для себя мы хотим независимости, а для своих близких – безопасности”. Это и есть главная проблема и главный парадокс в жизни немощных стариков: для тех, кто нам дорог, мы желаем именно того, от чего мы сами наотрез отказались бы, сочтя это посягательством на нашу личную свободу.
Правда, продолжает Керен, отчасти в этом виноваты и сами старики, поскольку перекладывают бремя принятия решения на детей. Во многом это следствие распространенного предрассудка, согласно которому старики просто недостаточно хорошо соображают, чтобы принимать такие решения самостоятельно. Кроме того, здесь есть что-то от традиционной преемственности поколений, что-то вроде “вы теперь главные, вы и решайте”.
А с другой стороны, не так уж часто сын или дочь задаются вопросом, захотела бы мама жить именно в этом месте, понравится ли ей здесь, то ли это, что ей нужно. Гораздо чаще они смотрят на дело через собственную оптику, задают себе совсем другой вопрос: “Будет ли мне спокойно, если я отправлю маму сюда?”
Лу не пробыл в пансионате и года, но уже было ясно, что он не прижился. Поначалу он сам очень старался, чтобы ему здесь было хорошо. Нашел еще одного старика-еврея по имени Джордж, и они подружились: играли в карты и посещали синагогу по субботам (от последнего Лу всю жизнь старательно уклонялся). К нему проявили романтический интерес сразу несколько дам, однако он по большей части не обращал внимания на их авансы. Однако не всегда. Как-то вечером он устроил у себя в квартирке небольшой прием: пригласил двух своих обожательниц, и они распили бутылочку бренди, которую принесли дамы.
“Но после этого отец потерял сознание, упал, ударился головой и в результате оказался в больнице”, – рассказывала Шелли. Причем когда его наконец выписали, он первый же потешался над собой: “Надо же, пригласил девчонок, а сам едва одну рюмку хлопнул – и вырубился!”
Итак, Лу проводил три дня в неделю у Шелли, а остальное время изо всех сил пытался наладить жизнь в пансионате, несмотря на все изъяны тамошнего уклада. И все вроде бы складывалось прилично. В девяносто два года Лу постепенно сумел организовать себе приемлемую повседневную рутину.
Но тут стало подводить тело. Усугубились симптомы ортостатической гипотензии. Он стал все чаще терять сознание и без всякого бренди. И днем, и ночью, и на прогулке, и когда вставал с постели. Постоянно приезжала скорая, то и дело приходилось ходить по врачам, делать рентген. Ситуация окончательно стала безнадежной, когда выяснилось, что Лу больше не может самостоятельно осилить долгий путь в столовую – по коридору, а потом на лифте. От ходунков он по-прежнему отказывался, и это был для него повод для гордости. Шелли была вынуждена загружать холодильник отца готовой едой, которую Лу мог потом разогреть в микроволновке.
