. Более половины из них получали услуги хосписа на дому, остальные – в тех или иных учреждениях, как правило – в домах престарелых или собственно в хосписах. Это один из самых высоких показателей в мире.
Происходят колоссальные перемены. И в США, и во всем остальном мире люди все чаще понимают, что у смерти в больнице или тихого угасания в доме престарелых теперь есть альтернатива – и миллионы больных ею пользуются. Однако сейчас неспокойное, бурное время. Мы потихоньку отказываемся от устоявшегося подхода к старости и смерти, но еще не выработали новые нормы. Мы живем в переходную эпоху: пусть старая система производит жалкое впечатление, но мы все в ней специалисты. Мы знаем все условия, соблюдаем все правила игры: ты будешь пациентом, а я врачом, и я обязуюсь всеми силами тебя лечить – независимо от реальной возможности исцеления, каковы бы ни были дополнительные страдания, возможный побочный ущерб и затраченные средства. Согласно же новому подходу мы вместе с пациентом должны разобраться, как ему встретить приближающуюся смерть, как не утратить ощущение осмысленности жизни, как сохранить свои привязанности и свою индивидуальность. И вот тут мы абсолютные новички. Мы лишь нарабатываем нужный опыт, притом что этот опыт строго индивидуален. И мне тоже предстоит принять в этом участие – и как врачу, и просто как человеку.
Я осознал, что мой отец тоже не вечен, лишь когда ему перевалило за семьдесят. Процветающий врач-уролог с обширной практикой, он был здоров, как бык-брахман, играл в теннис трижды в неделю и возглавлял местный Ротари-клуб. Энергия отца била через край. Он вел массу благотворительных проектов, в том числе опекал сельский колледж, который основал в Индии и который за это время вырос с одного корпуса до студенческого кампуса на две тысячи человек. Когда я приезжал в гости к отцу, то всегда захватывал с собой теннисную ракетку, и мы отправлялись на местный корт. Отец играл в полную силу, с прицелом на победу, и я тоже. Он мне укороченный удар – я ему укороченный удар; он мне высокий мяч – я ему высокий мяч. У него, правда, появились кое-какие стариковские привычки – например, он сморкался прямо на корт, когда хотел, а если мячик улетал в кусты, то уже не бежал сам его искать, а отправлял меня. Но я вовсе не считал это настоящими признаками старости: ведь оказывать отцу мелкие услуги – сыновний долг. За плечами у отца было более 30 лет медицинской практики, и он ни разу не отменил прием и не отложил операцию из-за собственной болезни. Поэтому, когда он вскользь упомянул, что у него побаливает шея, и боль отдает в левую руку, и от этого покалывает в кончиках пальцев, ни я, ни он сам не придали этому особого значения. Рентген шеи показал артрит и не более того. Отец стал принимать противовоспалительные препараты, прошел курс физиотерапии и временно воздержался от подач из-за головы, поскольку от этого боль усиливалась. В остальном его жизнь не менялась.
