– Как вы оцениваете боль по шкале от одного до десяти? – спросила она.
– Шесть, – ответил Дэйв.
– Вы нажимали кнопку на помпе?
Дэйв ответил не сразу, потом признался:
– Как-то не хочется.
– А почему? – спросила Сара.
– Ну, это словно капитуляция, – сказал Дэйв.
– Капитуляция?..
– Не хочу стать наркоманом, – смущенно объяснил он. – Не хочу, чтобы я совсем не мог без этого обойтись.
Сара опустилась рядом с ним на пол.
– Дэйв, человек не может вытерпеть такую боль без лекарств, – проговорила она. – Это вовсе не капитуляция. У вас прекрасная жена и дочка, а если вам будет настолько больно, вы не сможете им радоваться.
– А ведь вы правы! – Дэйв бросил взгляд на Эшли – та как раз сунула ему в руки лошадку. И нажал кнопку.
Дэйв Галлоуэй умер через неделю – дома, мирно, в окружении родных. Еще через неделю скончалась и Ли Кокс. Но вот наглядное подтверждение того, что все люди разные и их жизнь нельзя построить по одному и тому же шаблону: Ли так и не смирилась с тем, что ее болезнь неизлечима. Так что, когда однажды утром у нее остановилось сердце, племянница с мужем исполнили ее волю и позвонили не в хоспис, а в службу спасения 911. В дом тут же ворвались медики, пожарные и полиция. Они сорвали с Ли одежду и стали делать массаж сердца, затолкали в горло кислородную трубку, принялись накачивать воздух в легкие, попытались запустить сердце электрическими разрядами. Однако на больных в терминальной стадии такие меры обычно не действуют, и Ли они тоже не помогли.
Хоспис – это попытка предложить новый способ умирания. Хотя ритуалы хосписа нравятся не всем, но те, кто соглашается в них участвовать, помогают нам составить ars moriendi нашего времени. Но это потребует большой борьбы – не только со страданиями неизлечимо больного, но и с непреодолимой инерцией колоссальной медицинской машины.
Накануне Дня благодарения Сара Монополи, ее муж Рич и ее мама Дон Томас встретились с доктором Марку, чтобы обсудить, какие еще варианты у них остались. К этому моменту Сара прошла три курса химиотерапии, которые не принесли ощутимых результатов. Возможно, доктор Марку мог бы поговорить и о том, чего хочет сама Сара – сейчас, на пороге смерти, – и как лучше всего удовлетворить ее желания. Но Сара и ее родные ясно дали понять, что хотят обсуждать исключительно дальнейший план лечения. Говорить о смерти они не желали.
Потом, уже после смерти Сары, я беседовал с ее мужем и родителями. Они подчеркивали, что Сара знала, что ее болезнь неизлечима. Через неделю после диагноза и родов она дала родным подробные инструкции о том, как нужно растить и воспитывать Вивиан, после того как ее самой не станет. Несколько раз признавалась близким, что не хочет умереть в больнице. Она хотела провести последние минуты мирно и спокойно, у себя дома. Однако ни родным Сары, ни ей самой, по словам ее матери, “не хотелось” обсуждать то обстоятельство, что эти минуты настанут совсем скоро и что замедлить развитие болезни, возможно, так и не удастся. Гэри, отец Сары, и Эмили, ее сестра-близнец, по-прежнему надеялись, что Сару удастся вылечить. Им казалось, что врачи просто плохо стараются. “Я не мог поверить, что нет никакого средства”, – вспоминал Гэри. А Рич признался, что болезнь Сары совершенно выбила у него почву из-под ног: “У нас только что родился ребенок. Мы были молоды. А это была какая-то дикость, полнейший шок. Мы никогда не говорили о том, чтобы отказаться от лечения”.
