…В шесть часов вечера к посадочной полосе из Джонстауна подошел трактор. И женщина, сидевшая за рулем, объявила, что всем разрешается посетить коммуну, за исключением Гордона Линдсея, который должен возвратиться на самолете в Джорджтаун. Оказывается, Линдсей был объявлен персона нон грата за то, что написал статью, порочащую "Храм народов", для газеты "Нешнл инкуайрер".
Пока мы ехали по поселку, то могли разглядеть, как старые женщины пекли хлеб в пекарне, люди в прачечной стирали белье, черные и белые дети играли друг с другом в маленьком парке, у столовой люди ожидали ужина. Все было исполнено такого спокойствия и порядка, выглядело так идиллично. Миссис Джонс тепло приветствовала нас и сообщила, что наш ужин готов в центральном открытом павильоне, где нас ожидает ее муж, человек, о котором мы так много слышали.
Я тут же заметил, что в противоположность утверждениям "озабоченных родственников" никто здесь не казался умиравшим от голода. Каждый выглядел совершенно здоровым. Я отправился прогуляться один к главному строению в центре Джонстауна. Этот маленький уголок весьма приятен, кому-нибудь может понравиться жить здесь. Когда я прогуливался, парень лет 26–27 представился мне как Тим Картер и присоединился ко мне. Он спросил мое имя и, когда я ответил, улыбнулся: "Марк Лейк говорил нам о вас, он сказал, что репортер из "Вашингтон пост" кажется отзывчивым и честным. Хорошо, что вы здесь".
Вернувшись в павильон, я увидел, что за столом, за которым умещались 30 человек, сидели: Тим Ритермен из "Сан-Франциско икзаминер", Рон Джаверс из "Сан-Франциско кроникл", Грег Робинсон, фотограф из "Икзаминер", Дон Харрис из Эн-би-си. Марк Лейн и Чарлз Герри разговаривали с черноволосым человеком лет 40 в очках, сидевшим во главе стола. Картер представил меня ему, и он, перегнувшись через стол, пожал мне руку. Это был "отец" Джим Джонс. Я тоже сел, разговаривая с Картером. Джаверс и Ритермен уже провели интервью с Джонсом, пока Робинсон фотографировал. Дон Харрис и его "команда" разгружали рядом с павильоном свое телеоборудование. Поблизости от них Райан беседовал с некоторыми из тех, кого он хотел видеть…
Джонстаунцы оказались в высшей степени гостеприимны. Я не мог понять, почему по их поводу столько шума. Дома оставляли хорошее впечатление, народ выглядел здоровым, толковым и дружественным.
Пока подавались пластиковые подносы с сэндвичами из горячей свинины, с зеленью и похожими на картофель корнями, все больше и больше жителей Джонстауна тихо занимали места в павильоне. Зажглись мерцающие свечи, и джонстаунский оркестр начал играть. Сначала гайанский гимн, а затем "Прекрасную Америку". Музыка и певцы были на профессиональном уровне. Началось представление.
